Я ждал.
– Хорошо, я вас услышал, – произнёс Маркин. – В чёрном пакете, в урне. Постараемся успеть… Да, с Денисом. Никого.
Он спрятал телефон и резко поднялся.
– Пошли. Нам пол-Москвы надо проехать за двадцать минут.
Я тоже встал. Опять играла какая-то старая песня:
У меня есть выстрел для твоих друзей,
Как лекарство ото всех обид,
У меня есть то, что мимо всех дверей,
Я люблю тебя и я хочу, я хочу,
Я хочу тебя убить.
– Девяностые годы были не очень-то добрыми, – сказал я. – Все песни о смерти. Зря их так романтизируют.
– Все хорошие песни – они о смерти, – ответил Маркин.
Насчёт «пол-Москвы» Маркин преувеличил. От силы четверть. Виктория назначила встречу на Юго-Западе. В общем-то ничего неожиданного, всё-таки тут кваzи больше всего, и прятаться ей проще.
Виктория перестраховывалась, будто шпион в старом фильме. Маркину надо было достать чёрный пластиковый пакет из урны поблизости от метро «Проспект Вернадского». Видимо, там нас ожидала инструкция, куда следовать дальше.
– Мне не нравятся эти «двадцать минут», – сказал Маркин, останавливая машину за автостоянкой, у передвижного ларька по продаже печёной картошки. Темнокожая курчавая продавщица скучала за стеклом. Рядом с ларьком и стояла указанная урна. – А что будет дальше? Пакет взорвётся?
Он вышел из машины, даже не озаботившись предложить мне какие-то действия, и пошёл к ларьку. То ли насчёт взрыва он сказал не всерьёз, то ли не боялся умереть.
А ведь это и впрямь был хороший способ избавиться от Маркина!
Я вышел следом. Подходить ближе к урне не стал. Зато увидев женщину с коляской, неторопливо двигающуюся от метро, двинулся навстречу. Ларёк стоял на дурацком месте, пешеходов тут было не много, но всё-таки от метро люди двигались.
– Извините ради Бога! – быстро сказал я, вставая так, чтобы загородить мамашу с ребёнком от урны. – Извините за беспокойство! Вопрос дурацкий, но мне жена велела купить подгузники, а марку не назвала. Вы ведь наверняка разбираетесь…
Женщина, слегка насторожившаяся при моём приближении, рассмеялась:
– Папаша, ну нельзя же так! Все дети разные! Вы лучше жене позвоните.
– Засмеёт, – сказал я, косясь на Маркина, роющегося в урне. Вот смешно будет, если он ошибся и зря копается в мусоре.
– Тогда лучше у продавцов спросите, – предложила женщина. – Дальше по улице, у метро, аптека, там разные есть.
Маркин наконец-то выпрямился с пакетом в руках. Заглянул в него. Позвал:
– Денис!
– Так и сделаю! – прижимая руку к груди, сказал я. – Спасибо! Ещё раз извините!
Когда женщина обнаружила, что приятель незадачливого «папаши» роется в мусорной урне, в её глазах снова появилась подозрительность. Она быстро ускорила шаги, укатывая коляску со своим младенцем.
А я пошёл к Маркину. Ну, проявил себя идиотом перед незнакомкой – что с того? Не привыкать.
– Гляди, – сказал Маркин, демонстрируя мне то, что было в пакете.
Лабораторного вида флакон с прозрачной жидкостью. Он был мало того что закрыт пробкой, ещё и горлышко было залито какой-то упругой пластиковой массой.
– Это то, что я думаю? – спросил я.
Маркин кивнул.
– Как хорошо, что не нашлось алкаша, который швырнул бы поверх пакета тяжёлую бутылку, – сказал я. – А записка?
– Нет никакой записки, – рассеянно ответил Маркин. Бережно спрятал флакон во внутренний карман пиджака. – Знаешь, что это значит?
Я подумал.
– Скорее всего то, что Виктория где-то рядом?
– Верно. – Маркин огляделся, потом спросил: – Ты есть не хочешь? Мне мороженое только аппетит раздразнило. Картошечки, а? С рыбкой солёной?
– С ветчиной, – сказал я и, обогнув Маркина, подошёл к окошку ларька. Ну не хотелось мне принимать еду из рук человека, только что рывшегося в мусорке и откопавшего там смертельный вирус. – Две картошки, пожалуйста. С селёдкой и ветчиной.
– Может быть, попробуете вегетарианскую начинку? – спросила продавщица. – Огурчики? Тофу?
Я посмотрел на неё.
В России не так много негров. Так уж исторически сложилось – рабов, в отличие от США, русские не завозили, климат у нас для уроженцев Африки не самый подходящий, эмигранты всегда выбирали страны побогаче. Удивления, конечно, чернокожий человек не вызывает, но не Нью-Йорк у нас и не Париж. Да и то, в большинстве своём темнокожие россияне – это мулаты разной степени смуглости.
А продавщица была настолько чернокожей и настолько принадлежащей к негроидной расе, насколько это вообще возможно. Чёрная до фиолетового оттенка кожа, курчавые волосы, пухлые губы. Карикатура на негритянку, а не живая чернокожая женщина. Ну словно только что приехала откуда-нибудь из Эфиопии или Уганды, по пути великолепно выучив русский язык с московским акцентом – «огурчики» у неё прозвучали с аканьем, как «агурчики».
– Я потрясён вашими способностями, Виктория, – сказал я.
– Стараюсь, – ответила кваzи.
И впрямь – лучший способ замаскировать серо-голубой цвет кожи, это краситься не в белый, а в чёрный.
Маркин плечом оттеснил меня от окошка. Теперь мы стояли рядом, глядя на Викторию.
– Где настоящая продавщица? – спросил Маркин.
– Я и есть настоящая, – ответила Виктория. – Вчера устроилась. Все документы в порядке. Вы видите, капитан, что я могла бы распространить вирус среди людей без всяких проблем.
– Накапав в соус? – спросил Маркин.
Виктория молча подвинула поближе к окошку маленький увлажнитель воздуха. Из форсунки шёл дымок распылённой воды.
– Убедительно, – согласился Маркин. – В колбе вирус?
– В колбе спирт, – спокойно ответила Виктория. – Можете смело выпить. Это был всего лишь пример для привлечения внимания.
Маркин кивнул, спросил:
– Что вы хотите, Виктория?
– Чтобы вы уничтожили «чёрную плесень». Тогда я отдам вирус.
– Я примерно представляю, что вы имеете в виду, но совершенно не уверен, что это вообще существует, – осторожно ответил Маркин. – И не в моей компетенции принимать такие решения и давать такие обещания. К тому же кроме России есть ещё целый ряд стран, способных разрабатывать… такие вещи.
Виктория кивнула.
– Всем нам приходится исходить из возможного, а не из желаемого, – продолжал Маркин. – Я могу обещать, что ваше сотрудничество будет принято во внимание в суде. И будет учтено при рассмотрении убийства вашего мужа и нападения на приют. Пойдёмте со мной.
Виктория молчала.
