– Да, – сказал я, глядя на лезвие. – Рассчитываю на железку.
Михаил встретил меня на улице. Уже темнело, загорались фонари, но над подъездом лампа почему-то ещё не светила.
Может быть, полумрак был сейчас и к лучшему.
– Привет, – сказал Михаил.
– Привет, – ответил я.
– Нам надо понять, что ты хочешь говорить Найду, – сказал кваzи. – Что можно ему говорить.
– А если я захочу сказать всё? – поинтересовался я.
Он вдруг резко обмяк.
– Ты вправе сказать всё, что считаешь нужным. Это такая странная и сложная ситуация…
– Зачем, ну зачем ты завёл со мной разговор о Найде, кваzюк? – спросил я с болью. – Пусть бы я не знал. И он бы не узнал никогда. Что сейчас изменишь? Кому это нужно?
– Ему нужно, – тихо ответил Михаил. – Для того чтобы знать свои корни. Помнить, что он человек.
Мы помолчали.
– Живой человек… – неловко поправился кваzи.
– Я не стану говорить, что ты убил его мать, – сказал я. – Тем более… с деталями. И ты не говори. Во всяком случае, сейчас. Вырастет, может быть, тогда. Не надо этого ему.
– Спасибо, – сказал Михаил. – Я боялся об этом просить. Тут твоё право. Но ты должен понимать одну вещь. Если ты ему расскажешь, он решит уйти к тебе. Если нет, то вряд ли.
– Понимаю, – сказал я. – Но пока всё будет просто. Восставший убил его мать. Кваzи Михаил спас его и вырастил. То, что восставший и кваzи – одно лицо, ему знать не стоит.
– Денис, я виноват перед вами, но я ведь не сознавал себя… – начал Михаил.
– Знаю.
– Когда мы восставшие – мы кровожадные звери. Машины по убийству, зачищающие всё живое вокруг.
– Знаю.
– Ты сможешь простить того, кто когда-то был зверем?
Я вздохнул.
– Михаил, я и без того считал, что все кваzи когда-то убивали людей. Я только не знал, что это обязательное условие. Я мог с этим смириться, в какой-то мере. Но ты убил мою жену! И никакое беспамятство не сможет изменить этот факт.
– Прости, – ещё раз сказал Михаил. И открыл передо мной дверь подъезда.
* * *
Найд был в своей комнате. Сидел за столом и с кем-то чатился по ноутбуку. Уж не знаю, почему он не вышел – то ли обижался на то, что я приехал не сразу, то ли им вдруг овладело смущение. Я вошёл, прикрыл дверь, сел напротив на хлипкий скрипнувший стул. Принесённую с собой сумку поставил у ног.
– Я сейчас, – сказал Найд, не поднимая глаз.
– Да пожалуйста, – ответил я, глядя на него.
Нет. Ничего, совершенно ничего не находил я в этом подростке от того годовалого малыша, которого когда-то держал на руках.
И никаких внезапных ощущений родства тоже не было.
Но генный тест не врёт.
Найд закрыл ноутбук и посмотрел на меня.
Мы помолчали.
– Странно, да? – сказал Найд.
– Не то слово… – Я попытался добавить «сын», как положено было бы в плохой мелодраме, но слово застряло в горле. – Очень странно.
– Ты извини, я не смогу, наверное, тебя папой звать, – сказал Найд с виноватой ноткой. – Я как-то привык па… Михаила так звать. Он не велит, но что мне его, дедом звать? Или кваzюком?
Я кивнул.
– Про маму расскажи, – снова опуская глаза, попросил Найд.
– Она была очень хорошая, – сказал я. – Сильная. Волевая. Очень любила тебя… и меня. Но тебя больше.
– Почему мы с мамой потерялись? – требовательно спросил Найд. – Ты нас бросил?
Я сжал зубы. Досчитал до трёх.
– Нет. Никто никого не бросал. Но на нас напала толпа восставших. Мама с тобой успела укрыться в здании, а мне пришлось убегать по дороге. У меня не было оружия, восставших было очень много. А потом, когда я смог вернуться, там уже никого не было.
– Ты точно не виноват? – настойчиво уточнил Найд.
– Я мог умереть и стать восставшим, – сказал я. – Но скорей меня бы растерзали в клочки и я бы насовсем погиб. Их слишком много было.
Найд поморщился.
– Покажешь фото? – спросил он.
– Держи. – Я протянул ему флэшку. Наши руки встретились, и мы оба вздрогнули. Найд торопливо отдёрнул руку и принялся, сопя, впихивать флэшку в ноутбук. – А вот бумажные…
Он бросил флэшку и стал изучать чуть поблёкшие от времени фотографии.
– Мама красивая, – сказал он и бережно положил фотографию на стол. – Я пытался сам найти в Сети, но ничего не нашёл. Так странно!
– У твоей мамы была жуткая нелюбовь к интернету и социальным сетям, – усмехнулся я. – Она порой шутила, что ей надо работать шпионкой, её в интернете нет.
– А кто она была?
– Дизайнер одежды. То есть она училась на дизайнера. Очень мирная женская профессия, придумывала всякие красивые штуки.
– А… – без особого воодушевления сказал Найд.
– Она была очень спортивная, – сказал я. – Смелая. Умела стрелять, куда лучше, чем я в ту пору. У неё был какой-то высокий дан по карате.
– Да? – заинтересовался Найд.
– Ну а работа… вот, возьми…
Я достал из сумки и протянул Найду куртку. Обычную ветровку из ярко-оранжевой синтетической ткани.
– Мамина курсовая работа. Красиво, да?
Найд молча вертел в руках куртку.
– Она вообще-то женская, – извинился я. – Но, по-моему, твой размер. Ты можешь её надевать, если захочешь. Мама её иногда носила.
– Хочу, – сказал Найд.
А потом вдруг уткнулся лицом в куртку и его плечи затряслись от рыданий.
– Найд… – пробормотал я. Неловко потянулся, положил руку ему на плечо. – Найд…
Дурацкое «не плачь» исчезло само собой, не родившись.
– Я тоже порой плачу, – прошептал я.
– Что теперь? – спросил Найд, не отрывая лица от куртки.
– Не знаю, – сказал я.
– Па… Михаил говорит, что всё может быть ещё хуже, – сказал Найд. – Что могут умереть все взрослые, а детей станут воспитывать кваzи. Что вы ловите эту… Викторию…
– Да, – сказал я, мысленно обругав Михаила последними словами. Да, врать детям нехорошо, но и говорить им всё – тоже не обязательно. – Но тебе ничего не грозит.
– Я не хочу, чтобы ты умер, – сказал Найд.
– Постараюсь, – пообещал я.
– Найди её… – Он упорно старался обойтись без обращения. – Пусть она умрёт, а ты будешь жить.
– Всё очень сложно, сын… – сказал я и сам поразился тому, как легко это слово, которое я не произносил десять лет, которое только что упорно не давалось, вдруг слетело с моих губ. – Всё очень сложно. Но я сделаю, что могу. И ты не думай, её ведь все ловят. И Михаил… и госбезопасность… все-все…
