– Ну, так знамо дело, – согласно кивнул отец Михаил, поднимаясь с колен и начиная протирать окровавленный нож тряпочкой, оторванной от одежды одного из пытаемых. Особое внимание священник уделял лбам крепко удерживаемых за руки и за ноги жертв, с которых первым делом срезал чем-то нервировавшее его клеймо. А вот на взгляд Алекса ничего ужасного или опасного в нем не наблюдалось. Рисунок как рисунок, всего-то одна буква на фоне алого круга. Ну подумаешь, двигается слегка, будто поворачиваясь немного вокруг своей оси то в одну сторону, то в другую. Умные материалы еще и не такое могут. – Младшие колдуны душу нечистому уже продают, а вот силы бесовской от хозяина своего еще не получают толком. Всего и могут, что знаком трезубца дьяволова страх на добрых христиан наводить. А главного над ними пожег ты своим огнем небесным.
Обитатели замка сноровисто затушили пожар и принялись оперативно избавлять свежие трупы от всего, уже им не нужного. Оружия, брони, денег, даже одежды. Голые тела, которым на всякий случай отрубали головы, принялись стаскивать в одну из наиболее грязных построек замка, откуда доносилось подозрительное хрюканье. Даже явно не достигшие совершеннолетия дети присоединились к процессу, по пути пиная подворачивающиеся под ноги трупы. У наблюдавшего за этим процессом военного пилота от подобного зрелища в желудке комом заворочались остатки трапезы, которой его угощали в Риме. Вею оставалось лишь надеяться, что на стол своего лидера духовенство не тащило хрюшек, вскормленных мясом врагов. Но в будущем он твердо пообещал себе есть в гостях у аборигенов только говядину, поскольку, как ни старался, не мог вспомнить, существовала ли когда-нибудь порода плотоядных коров.
– Ну не повезло с ценностью захваченного языка. Бывает, – вздохнул Алекс, отворачиваясь от притягательного в своей мерзости зрелища и еще раз проходясь сканером по малинитам. Однако умная машинка, как ни старалась, могла найти в обследуемых ею организмах только краску и глистов. – Где ты в обычной букве «М» трезубец умудрился разглядеть… Ладно, не мои проблемы. А с черными что? Тоже казните?
– Нет, мавров отправим в монастырь. Из тех, которые подальше и победнее, где любым рабочим рукам рады будут. У дьяволопоклонников есть разные рабы… И тех из них, кого лишают чресл, даже колдуны не могут заставить сражаться. Зато сильны они как волы и столь же тупы. – Инквизитор внимательно осмотрел атлетов, которые не имели даже набедренных повязок… И того, что под этими повязками положено прятать мужчинам-дикарям. Однако коренные жители Африки на сей счет, кажется, особо не переживали. Потому как не могли. Налицо были явные признаки подавления сознания путем хирургического вмешательства. Наведенный на них медицинский сканер не обнаружил никаких посторонних имплантатов. Но также он не обнаружил у этих людей и большей части лобных долей мозга. Похоже, их вырезали, чтобы превратить человеческие особи в тупых, нерассуждающих животных. – Не знаю уж, какое черное колдовство накладывается на евнухов из их числа, но молитвам оно поддается. Со временем, года через два-три, некоторые даже снова учатся разговаривать и пытаются молиться о спасении души. На мой взгляд, зря время тратят, ведь все знают: скопцов не пускают в рай. Хотя, если пострадали от слуг дьявола, может, и сделают им исключение, ведь это в некотором роде тоже мученичество…
Видимо, слабеют гипнопрограммы, забитые в остатки мозга, – решил Алекс, услышав о частичном излечении калек и вспоминая уничтоженный проектор. – Имплантатов нет, но ведь команды и напрямую в подкорку забить можно, через биологические устройства ввода информации. Масс-медиа и рекламу постоянно в этом обвиняли. И далеко не всегда безосновательно. А уж малиниты лучше всех умеют промывать сознание всеми возможными и невозможными способами, им в подобной дряни разбираться сам пророк велел.
Дальнейшая возня в серьезно пострадавшем, но все же выстоявшем замке прошла мимо внимания Алекса, удалившегося в недра своего транспортного средства. Пилот вместо изучения сомнительных местных красот решил провести лишний сеанс техобслуживания машины. Все-таки собрали ее в прямом смысе слова из хлама, да еще и в бою побывала. Мало ли, что он никаких неисправностей не заметил… Когда заметит, будет поздно! Особенно для пассажиров, поскольку никто из них индивидуальных спасательных средств для безопасного падения с большой высоты не имеет. От процесса калибровки антигравов, нудного и рутинного, но в то же время успокаивающего своей привычностью, Алекса оторвал начавшийся прямо в салоне допрос.
– Карл Верде, ты меня слышишь? – Отец Михаил водил склянкой с какой-то редкостно вонючей дрянью под носом избитого до черноты пожилого человека, замотанного толстой ржавой цепью так, что он вряд ли мог пошевелить чем-нибудь, кроме пальцев. – Вижу, слышишь, веки дергаются. Скажи, еретик, готов ли ты поведать о своих грехах сразу и раскаяться в них или мне придется применить к тебе пытку?
– Не утруждайте себя, святой отец. – Бывший хозяин замка открыл глаза и взглянул на инквизитора, но потом снова зажмурился. Видимо, так ему было легче, Алекс уже видел раньше такие симптомы у одного из своих сослуживцев, когда того угораздило получить сотрясение мозга. – Мне нет смысла молчать и оттягивать неизбежное. Я уже видел, как Густав собирает дрова для костра, и знаю, что аутодафе в любом случае начнется еще до наступления ночи… Спрашивайте.
– Что подвигло тебя совершить измену, призвать своих людей сложить оружие и попытаться отворить врата церкви, сын мой? Ты известный и прославленный рыцарь, до появления врага рода человеческого участвовал в нескольких войнах. Да и потом храбро сражался со слугами богомерзкого Малина. Эти земли даровали вашему роду как раз за боевые заслуги его представителей. Случалось тебе и побеждать, и проигрывать, и ставить свою голову на кон в, казалось бы, безнадежном деле! Так скажи мне, Карл, почему? – участливым голосом осведомился церковник. – Прельстился колдовской мощью, что дарует своим слугам нечистый? Соблазнился запретными прелестями порока? Был обижен кем-то из властей предержащих? Испугался подступающей старческой немощи и захотел жить вечно? Совершил какой-то жуткий грех и решил, будто не в силах его отмолить, а значит, все равно попадешь в ад? Может, тебя просто околдовали?
– Зачем вам это знать, святой отец? – слабо простонал рыцарь, которому явно было дурно. – Мы же оба понимаем, правда не изменит уже ничего. Свою судьбу я заслужил… не отрицаю. Раскаиваюсь.
– Не раскаиваешься, – покачал головой инквизитор, доставая из карманов просторного одеяния какие-то щипчики, иглы, крючки… Алекс от вида почти настоящих хирургических инструментов только и смог, что закатить глаза к небу. У врачей местных, кроме пилы для ампутаций, ничего днем с огнем не найти! А палачи, глядите-ка, целый инструментарий с собой таскают. – Я поклянусь тебе всем, чем хочешь, услышанное мной примется во внимание. И если ты будешь искренним и больше не станешь лгать, то церковь проявит снисхождение. Сгоришь быстро.
– Хе, да все просто… Я испугался. Только не за себя, смерть в бою давно уже не страшила, за других. – Карл попытался усмехнуться, но начал захлебываться собственной кровью. Похоже, у него были сломаны ребра. – Мой младший братец хоть и дурак, но до сего дня у нас с ним не имелось никого ближе друг друга. Солдаты, вместе с которыми мы годами жрали кашу из одного походного котла, и их семьи. Собственные служанки, заменившие и жен, и любовниц. Несколько повзрослевших бастардов, числящихся оруженосцами. Все они были готовы умереть, лишь бы не допустить врагов к оракулу. Однако на покоренных малинитами землях тоже живут люди. Кому это знать, как не мне, ходившему на них в набеги? А рабство все же не могила, из него можно сбежать. Выкупиться. Принять чужую веру, наконец.
