Обернувшись на неё, мой взгляд перешёл на дурку, я снова вспомнил Марчелу и перехотел рассказывать Гасте про возможную дрессировку чокнутых гей-псин-охуевак в секретных спецслужбах.
Мы шли в сторону остановки. Я продолжал ворчать:
– Да что толку, если там будут одни мокрощелки? Они всё равно ведутся на старых пузанов с огромной сумкой денег. А я сам выгляжу как мокрощельник, да ещё одет как задрот, кто на меня поведётся?
– Хе-хе, мокрощельник. Да нормально ты одет, всё будет нормас, чё ты паникуешь?
Клуб, куда мы направлялись, назывался «More of Dur». Не знаю, что хотел сказать этим названием владелец заведения, но, так или иначе, контингент там собирался как на подбор – золотая молодёжь, а попросту – гламурные пиздадельные объебосы, по-другому их никак не назовёшь. Мы же с Гастой называли этот клуб на свой манер – «Мародёр».
Однажды я неправильно прочитал его название, и получилось – «мародёр». Гаста посмеялся, а я отмазался тем, что учил в школе немецкий. Тогда Гаста промолчал, решив никак не комментировать моё знание иностранного языка. Подозреваю, он вообще никакого иностранного языка не знал, да и в школе учился с весьма вольным пониманием слова «учился».
В клубе среди постоянных клиентов всегда были девочки с классными фигурами, ярко одетые, очень красивые, недоступные для меня и Гасты. Они приходили сюда потанцевать и потусить, а увозили их домой дяди на таких блатных тачках, что я иногда даже боялся посмотреть на своё отражение в боковое тонированное стекло подобного авто, чтоб не испачкать его взглядом и не башлять потом владельцу на автомойку.
Ксюхан – хороший знакомый Гасты. Откуда они знакомы, я точно не знаю и не помню. Кажется, учились вместе в школе или делали вид, что учились. Почти вся информация о нём у меня укладывалась в одно предложение: когда он напивался до беспамятства, всегда утверждал, что может в отрыжке произнести весь алфавит. После этого утверждения он несколько раз спрашивал: «Показать?» – а затем, набрав в лёгкие побольше воздуха, с алкогольным веянием выдавал в отрыжке мощно и бескомпромиссно: «ЭЛЯ – ДУРА!»
Кем приходилась ему Эля и кто это такая, я не знал и не горел желанием выяснять. А слышал я подобное всего несколько раз, когда наблюдал, как они с Гастой читали книжки сначала на дне рождения Гасты в дурке, а затем на дне молодёжи в парке. Но Гаста говорил, что это коронный номер Ксюхана, с которым тот выступает на каждой синьке.
Как я уже говорил, Ксюхан работает охранником. Учитывая, что клетки в его мозгу, отвечавшие за умственные и коммуникативные способности, атрофированы, думаю, профессию ему выбирать не пришлось. Из этого следует, что и карьерный рост ему почти не светит. Разве что дорастёт до директора двери или порога, которые будет охранять.
С ним я чаще только здоровался, но иногда мог и потереть о всяком-разном, если рядом не было Гасты, а Ксюхан спешил поделиться последними новостями. Как правило, это была всякая чушь, условно называемая «про мопед».
Ксюхан вносил нас в список крутых чуваков и чувих, так мы попадали внутрь. Иначе в этот клуб нам и таким, как мы, никак было не попасть. Даже если бы мы надели наши лучшие шмотки (а мы и так их надевали), мы бы всё равно не прошли фейс-контроль, потому как по нам не похоже, что мы сюда идём пить мохито и оставлять массы денег в баре, где цены напоминали ответы задач по алгебре на олимпиаде для десятого класса: с корнем, степенью и дискриминантом, которые без калькулятора хрен решишь.
Сам же Ксюхан был гопником из разряда гопников-жарщиков, то есть любителей посидеть на кочерге и позвать Эдика. Разумеется, он пропускал нас в клуб не совсем на халву, за это мы ему вливали в рот топливо. Деньгами он не брал – западло брать с корешей, а колдырнуть любил. Ксюхан ещё был из таких гопников, которые разговаривали исключительно на сленге; наверное, в отношении него правильно будет не «разговаривали», а «ботали», «спикали», «бакланили» – хз. Он всегда говорил: «здоровчаныч», «барчела», «пивчанское» и ещё много-много разных слов.
Вообще, мы с Гастой разговаривали примерно так же, как он, но я для себя это объяснял просто – от Ксюхана и нахватались. Хотя его влияние было минимальным, мы и без того были насквозь пропитаны подвально-уличной контркультурой.
И дело вовсе не в том, что Ксюхан выпендривался, хотел казаться круче и поэтому разговаривал на околотюремно-лагерном блатном жаргоне. Просто он не умел разговаривать нормально. Да он вообще не умел разговаривать. По его роже было понятно, что он умел только трёкать, когда толкал севшую машину какого-нибудь братишки, базлать, когда играл в футбол с братвой, и качать, когда участвовал в разного рода качелях на работе и не только.
Ехать до этого клуба от нас было минут пятнадцать на автобусе и минут сорок пять или чуть больше, если идти пешком. Туда мы всегда доезжали, а вот обратно любили пройтись пешком, завершая вечер ночным моционом, разговаривая на любые темы. И хотя не секрет, что гуляния по ночам могут закончиться плачевно, нас это не пугало, потому что мы как раз относились к той категории молодых людей, которых советуют опасаться. Вернее будет сказать – выглядели, но это никакого значения не имеет. Не писать же у себя на лбу, что мы не те, с кем имеем разительное сходство.
Вообще-то, Гаста имеет. Я – нет.
Мы сели в автобус.
– Ну что ты грузишься, натяни лыбу, задница! – не успокаивался Гаста.
– Что, натянуть лыбу на задницу? – я не расслышал, что он сказал.
Гаста с серьёзным видом подозвал меня к себе жестом, я наклонился ухом к его рту и чётко услышал: «На хуй иди», засмеялся и подсунул ему фак под глаз, он отмахнулся.
– Если бы я был педиком… – начал Гаста.
– Ты и есть педик, – перебил я его.
– Это я, – кивнул он.
– Я тоже педик.
– Да! – не стал спорить со мной друг. – Но если бы я ещё с собой и зеркальце носил…
– А ты не носишь? – я снова его перебил.
– Нет, – он отрицательно покачал головой.
– Да ты – грязный педик, раз не носишь с собой зеркальце.
– Это тоже я, да.
– И я ещё тоже грязный педик, – сказал я. – А я ношу.
– Так вот и посмотрись в него! – воскликнул Гаста. – И увидь в отражении няшную зайку и сладкого мальчика. Я уверен, только мы зайдём внутрь, все тёлочки на тебя обратят внимание, а потом сойдут с ума и растащат тебя, как чайки рыбу. Только мне двух оставь, я хочу ещё разок попробовать групповушечку.
– При таком раскладе я тебе, так и быть, даже четверых оставлю, – расщедрился я, – чтобы ты ещё два раза попробовал групповушечку или один раз четверушечку.
– Ой, спасибо тебе, братик! – обрадовался Гаста. – Кстати, мы с Маской, в прошлый раз когда пошли…
– Маска ещё жив?
– Ну да, а чего ему будет-то?
– Да с его образом жизни ему уже прогулы на кладбище давно ставят!
