– Да чтоб дорог не было видно, чтоб родители не спалили. Бахнулся туда, руку об асфальт разодрал и спрятал следы от уколов. Или некоторые ещё берут кошку, выдавливают ей когти из лапки и – what’s up_царап себе всю кисть. А знаешь, почему они так быстро начинают гнить? – продолжал я, не дожидаясь её встречного вопроса, пока не забыл. – Если бахнулся гердосом – весь день торчишь и радуешься жизни, а бахнулся седлом – и ждёшь, когда отпустит. Они в день им несколько раз бахаются, а ты прикинь – щёлочью, кислотой и бензином бахаться, там вена на пять раз, ёпти, – завершил я цитировать очередную мысль Гасты.
– Дарова, Автор, есть сигарета?
Я чуть не подпрыгнул от этих слов и хрипловатого голоса, обернулся и увидел Маску. Он стоял в шортах и футболке.
– Привет, не курю, – ответил я и чуть не закричал в ужасе: «Гаста! Убивают!»
Маска поковылял дальше.
– Это кто? – шёпотом спросила Елеанна. Похоже, получасовое пребывание в дурке её уже сводило с ума.
– Это Маска, тоже торч со стажем, – сказал я, постепенно приходя в себя. Он так неожиданно появился и заговорил, что я чуть не обосрался от страха. – Кореш Гены, кстати, у него несколько судимостей.
– Это он в тюрьме себе сделал наколку? – аккуратно спросила Елеанна.
– Твою мать! – это меня разозлило. – Он прошёл мимо нас за три секунды, а ты успела рассмотреть его наколку!
– Он же в футболке был, – растерянно ответила Елеанна. – А что она означает?
– Она означает: восемь сроков, три побега, – сказал я. – Понятия не имею, что он себе за синеусье на киче наколол. Если интересно, догони и спроси.
– Не интересно, – помотала головой Елеанна. – Ты мне тут такие ужасы показал, я хочу домой.
– Это ещё не ужасы, а так – детский лепет на зелёной лужайке. Вот их было три кореша: Масёл, Гена и Маска – все торчки. Масёл две недели назад ласты завернул. Бахнулся в пах и залип, перестав зажимать ватой дырку, в результате потерял много крови и окочурился.
– Кошмар!
– Это не кошмар, это пиздец, – подобрал я верное название для случившегося. – А Маска, кстати, бахался в ногу, у него вообще вена на ноге стала сквозной. Гаста рассказывал, что он с одной стороны вливает перекись, а из другого конца она капает – это он так промывает рану, поэтому он теперь и хромает, – вспомнил я Маскину походку «рубль двадцать». – Гаста вообще торчков по походке узнаёт, мы даже с ним как-то стояли у аптеки и считали седловаров, они все воняли йодом, и у многих лица были в каком-то говне, а Гаста их всех видел уже метров за сто.
– Пошли отсюда, – Елеанне становилось плохо.
– Сейчас пойдём, Гасту подождём только, чтобы попрощаться, – я посмотрел на стенку возле Елеанны. – А есть вещь ещё пострашнее – коаксил. Там вообще: укололся раз – вены нет, промахнулся мимо вены – язва.
– Автор, хватит о наркотиках, – Елеанну уже передёргивало.
– Как скажешь, – я замолчал.
Да и что я сам об этом знал? Знал Гаста, а я говорил его словами. Просто я подумал о том, что на сознание маленькой девочки можно повлиять всякими страхами.
Может, я был абсолютно неправ. Опыта падания на уши у меня не было, это был первый, да и тот не с целью трахнуть девушку, а попытаться хоть чуть-чуть заставить её думать своей головой. Но и в том, что я перегнул палку, я тоже не мог быть уверен.
– Любить, – начал я читать вслух одну из многочисленных надписей на стене, чтобы немножко разрядить обстановку, – это находить в счастье другого своё собственное счастье. Не пизди! Ты всё равно какашулечка тупая. Вот! – прочитал я сразу следующее высказывание в сердечке, но, кажется, оно было лишним, и атмосфера в подъезде стала ещё хуже. – Хорошая мысль про счастье, – добавил я, чтобы не стоять в тишине, – тут просто философы тусят.
– Это и есть фраза немецкого философа, – ответила Елеанна.
– А я не знал, – сказал я. – Нас в церковно-приходской школе только побираться учили и чтобы в любую погоду могли простоять сколько угодно.
– Ха-ха-ха-ха, – засмеялась Елеанна.
– А я ещё случай вспомнил, Гаста рассказывал. Какой-то торчок уверовал, чтоб соскочить, и ушёл в монастырь. Его батюшка отправлял деньги на храм собирать. А он однажды не выдержал и ширнулся на собранные деньги. И так он находил деньги на ширево, а батюшке говорил, что ничего не давали, – заканчивая говорить, я сам засмеялся, потому что подобное использование веры в целях собрать на дозу мне казалось невероятным. – Просто прикинь: люди думали, что давали деньги на строительство храма, а они уходили на строительство дорог.
– Ну чё вы тут? – к нам вышел Гаста.
– А ты чё? – повернулся я к нему.
– Всё, насмотрелись, или ещё к какому-нибудь торчебосу зарулим?
– Насмотрелись, – кивнула Елеанна.
– Мимо нас Маска проходил, – вспомнил я.
– Да, он тоже заходил к Гене, посочувствовал другу, вмазанный уже прямо с утра.
– Это у него поэтому был хриплый голос?
– Да.
– А как они не попадаются, если колются вместе, а у кого-нибудь потом передоз? – спросила Елеанна, адресуя свой вопрос Гасте.
– В смысле – не попадаются?
– Если приедет «скорая», они же ещё и милицию могут вызвать.
– А они передознувшихся братанчиков выносят в подъезд, чтоб хату не спалить, и всё. Могут и труп вынести. Потом кто-нибудь из жильцов звонит в «скорую». Приезжает «скорая», если торч жив, они ему колют налоксон и сваливают.
– А это что такое? – спросил я, подумав: «Этот сейчас до вечера может про торчков рассказывать».
– Какая-то херь, с помощью которой действие наркотика на человека прекращается, он выходит из передоза, приходит в себя и через минуту может уже убежать от «скорой» куда подальше.
– А как вообще случается передоз? – продолжала спрашивать Елеанна.
– Ты же сказала, что тебе уже хватит? – влез я.
– Я такого не говорила, – отмахнулась Елеанна и посмотрела на Гасту.
– Когда долгое время бахаешься разбодяженным гердосом… ну, в смысле, для веса в порошок могут насыпать бутор и из дозы сделать две, допустим. Бодяжить могут хоть стиральным порошком, хоть извести со стенки в подъезде наскрести. И чтоб вогнать себе в вену поменьше бутора, торчки набирают раствор в баян через ватку. А потом как-нибудь попадается гердос почище, не рассчитываешь норму – передозняк, – пожал плечами Гаста. – У нас был один такой торч – Сопливый, жадный очень, вот он как раз сдох от передоза. Где-то намутил чистого гердоса и бахнулся один, здорово не рассчитав и прилично перепрыгнув свою привычную дозу.
Я не знал, кто это такой, но сразу вспомнил рисунок брызгающего члена с крылышками.
– Короче, мы погнали, – вновь разгоревшийся интерес Елеанны к торчкам меня не обрадовал. Тем более раз она стала у Гасты всё спрашивать, значит, догадалась, что я в этом вопросе профан. Да и хули там было догадываться? Я же сам ей об этом сказал.
