Подробному обсуждению были подвергнуты все виды решений – дополнительная лестница, матрас на земле, ручки, за которые можно ухватиться на крыше, – но в конце концов команда пришла к простому выводу: они прорежут отверстие в крыше фургона и будут влезать и вылезать через него. Другим небольшим усовершенствованием для тех, кто будет вынужден спрыгнуть обратно через отверстие, был матрас на полу фургона для смягчения удара при приземлении.
Переезд на военную базу даст им некоторое время для изменения внешности. В Тегеране мужчины планировали ходить одетыми в джинсы и обычные куртки, и все начали отращивать бороды и усы, чтобы не слишком выделяться среди местного населения; но в фургон они захватят с собой деловые костюмы и электробритвы, а перед тем, как пересесть в автомобили, все побреются и переоденутся.
Ралф Булвэр, независимый, как всегда, не хотел надевать джинсы и куртку заранее. В деловом костюме с белой рубашкой он чувствовал себя как рыба в воде и способным придать своей личности вес, в особенности в Тегеране, где хорошая западная одежда служила своего рода ярлыком принадлежности к господствующему классу в обществе. Саймонс спокойно дал свое согласие: самое важное, заявил он, это чтобы во время операции все чувствовали себя удобно и уверенно.
На военно-воздушной базе Дошен Топпех, с которой они планировали улететь на военном самолете, имелись как американские, так и иранские самолеты и персонал. Американцы, безусловно, будут ожидать их, но что, если на въезде к ним начнут придираться иранские часовые? Они решили, что все обзаведутся поддельными военными удостоверениями личности. Некоторые жены руководящих сотрудников «ЭДС» работали в Тегеране на военных и до сих пор являлись обладательницами военных удостоверений. Мерв Стоффер раздобудет одно такое удостоверение, использует его в качестве образчика для подделки.
Кобёрн заметил, что в течение всего этого времени Саймонс вел себя чрезвычайно сдержанно. Он выкуривал одну сигару за другой (Булвэр посулил ему: «Можно не беспокоиться, что вас пристрелят, вы умрете от рака!») и мало чем занимался, кроме постановки вопросов. Планы строились в ходе обсуждения за круглым столом, каждый вносил свое предложение, и решения выносились по общему согласию. Однако Кобёрн ощутил, что его уважение к Саймонсу возрастает все больше и больше. Этот человек был знающим, умным, усердным и обладал огромным воображением. Он также не был лишен чувства юмора.
Кобёрн заметил, что другие также начинали ценить Саймонса. Если кто-то задавал глупый вопрос, Саймонс давал остроумный ответ. Вследствие этого присутствующие проявляли некоторые колебания перед тем, как задать вопрос, и гадали, какова будет реакция. Таким образом полковник приучал их воспринимать его образ мышления.
На вторые сутки в озерном доме они ощутили на себе полную силу его недовольства. Неудивительно, что его разозлил молодой Рон Дэвис.
Они образовали смешливую компанию, и самым потешным оказался Рон Дэвис. Кобёрн одобрял подобное: смех помогал снять напряжение в операции такого рода. Он подозревал, что Саймонс придерживался того же мнения. Но однажды Дэвис зашел слишком далеко.
У Саймонса на полу возле его стула лежала пачка сигар, и еще пять пачек находились в запасе на кухне. Дэвис, которому Саймонс нравился все больше, причем он характерным образом не скрывал этого, сказал с неподдельной тревогой:
– Полковник, вы курите слишком много сигар, это вредно для вашего здоровья.
Вместо ответа его буквально пригвоздил к полу «взгляд Саймонса», но Рон проигнорировал это предостережение.
Несколькими минутами позже он пошел на кухню и спрятал пять пачек в посудомоечную машину.
Когда Саймонс прикончил первую пачку, он пошел за другой, но не смог найти ее. Полковник был не в состоянии работать без табака. Он уже собирался сесть в машину и поехать в магазин, когда Дэвис открыл посудомоечную машину и сказал:
– Ваши сигары здесь.
– Оставьте их себе, черт побери! – рыкнул Саймонс и вышел.
Когда полковник вернулся с другими пятью пачками, он заявил Дэвису:
– Они мои. Держи свои треклятые лапы от них подальше.
Дэвис почувствовал себя ребенком, которого поставили в угол. Это была первая и последняя проделка, которую он подстроил полковнику Саймонсу.
Пока шло обсуждение, Джим Швибах сидел на полу, пытаясь смастерить бомбу.
Протащить контрабандой бомбу или даже ее составные части через иранскую таможню было бы опасно – «Мы не должны подвергать себя такому риску», – изрек Саймонс, – так что Швибах должен был спроектировать устройство, которое следовало собрать из ингредиентов, доступных в Тегеране.
От идеи взорвать здание отказались: она была слишком амбициозной, к тому же могли погибнуть невинные люди. Для отвлечения внимания придется довольствоваться горящим автомобилем. Швибаху было известно, как состряпать «мгновенно воспламеняющийся напалм» из бензина, мыльной стружки и небольшого количества масла. Две проблемы возникли из-за таймера и запального шнура. В Штатах он использовал бы электрический таймер, подсоединенный к двигателю игрушечной ракеты; но в Тегеране он будет ограничен более примитивными механизмами.
Швибах пришел в восторг от этого вызова. Он любил возиться со всякой механикой: его хобби был безобразного вида «олдсмобиль катлас-73» со всеми замененными оригинальными деталями, который носился как пуля, выпущенная из ружья.
Сначала он поэксперементировал со старомодным таймером на основе часового механизма для кухонной плиты, в котором боек ударял по колокольчику, и заменил колокольчик кусочком наждака для зажигания спички. Спичка, в свою очередь, должна была поджечь механический запал.
Эта система оказалась ненадежной и вызвала бурное веселье команды, которая отпускала язвительные шуточки и хохотала каждый раз, когда спичке не удавалось воспламенить запал.
В конце концов Швибах остановился на самом старейшем таймерном приспособлении: свече.
Для эксперимента он сжег свечу, чтобы выяснить, сколько времени уходит на сгорание одного дюйма, затем отрезал от другой свечи нужную длину на пятнадцать минут горения.
Далее он соскреб головки с нескольких старомодных фосфорных спичек и растер воспламеняющийся материал в порошок. Затем порошок был туго запакован в кухонную алюминиевую фольгу. Потом Джим заткнул фольгу в основание свечи. Когда свеча догорела дотла, алюминиевая фольга нагрелась, и растертые головки спичек взорвались. Слой фольги внизу был потоньше, так что взрыв получился направленным вниз.
Свеча с этим примитивным, но надежным запалом в основании была установлена в горле пластикового кувшинчика размером с набедренную фляжку, полную желеобразного бензина.
– Вы поджигаете свечу и уходите от нее, – объяснил коллегам Швибах, когда его проект был завершен. – Через пятнадцать минут вспыхнет небольшой пожарчик.
И внимание любых полицейских, революционеров или прохожих – плюс, совершенно возможно, некоторых из тюремных охранников – будет приковано к горящему автомобилю, находящемуся за триста ярдов дальше по улице, пока Рон Дэвис и Джей Кобёрн будут перепрыгивать через забор в тюремный двор.
