Самым значительным подарком, доставляемым посетителями, были новости. Эти слишком короткие встречи в низеньком здании через двор проходили в обсуждении различных усилий, предпринимаемых для спасения Пола и Билла. Биллу казалось, что ключевым фактором является время. Рано или поздно должен был сработать либо один, либо другой вариант. К несчастью, по мере того как текло время, дела в Иране шли все хуже. Движение революционных сил набирало мощь. Освободит ли «ЭДС» Пола и Билла до того, как вся страна взорвется?
Для сотрудников «ЭДС» становилось все опаснее приезжать в южную часть города, где располагалась тюрьма. Пол и Билл никогда не могли предположить времени следующего посещения, да и вообще, было неизвестно, состоится ли этот визит. Проходило четыре дня, пять, Билл начинал ломать голову, не уехали ли все остальные в Соединенные Штаты, бросив его и Пола здесь. Учитывая, что сумма залога была непомерно высокой, а улицы Тегерана – невероятно опасными, разве не могли сослуживцы счесть возможность освобождения Пола и Билла пропащим делом? Их могли вынудить уехать против их воли, чтобы спасти собственные жизни. Билл вспомнил вывод американцев из Вьетнама, когда последних сотрудников посольства США снимали с крыш вертолетами, и он мог представить себе повторение этой сцены в Тегеране.
Время от времени его подбодряло посещение сотрудников посольства. Они также рисковали, приезжая сюда, но никогда не приносили дурных новостей о попытках правительства помочь Полю и Биллу, и Билла это навело на мысль, что Госдеп оказался бессилен.
Посещения доктора Хоумана, их иранского адвоката, сначала были в высшей степени воодушевляющими; но затем Билл осознал, что Хоуман в типичной иранской манере обещал много, а делал мало. Провал встречи с Дадгаром был отчаянно угнетающим. Страх охватывал от осознания, насколько легко Дадгар обошел Хоумана и сколь непоколебимым было его намерение держать Пола и Билла в тюрьме. В ту ночь Билл не сомкнул глаз.
Когда он думал о залоге, то находил его сумму ошеломляющей. Никто никогда раньше не платил таких огромных денег – нигде на белом свете. Он вспоминал новостные истории об американских бизнесменах, похищенных в Южной Америке и удерживаемых за один или два миллиона долларов. (Обычно их убивали.) Прочие похищения миллионеров, политиков и знаменитостей влекли за собой требование трех или четырех миллионов – никогда тринадцати. Никто не будет платить столько за Пола и Билла.
Кроме того, такая сумма не купит им право покинуть страну. Возможно, они будут содержаться под домашним арестом в Тегеране, пока толпы будут набирать силу. Залог иногда казался скорее ловушкой, нежели путем к освобождению. Это была «Уловка-22».
[14]
Вся эта история была уроком познания ценностей. Билл обнаружил, что может обходиться без своего прекрасного дома, своих автомобилей, изысканной еды и чистой одежды. Не было ничего особенного в проживании в грязном помещении с ползающими по стенам клопами. Все, что у него было в жизни, отобрали, и Билл обнаружил, что единственное, чем он дорожил, была его семья. Когда ты докапываешься до сущности, всем, что действительно для него имело значение, были Эмили, Вики, Джэки, Дженни и Крис.
Посещение Кобёрна несколько подбодрило его. Увидев Джея в его объемистом пуховике и вязаной шапочке, с порослью рыжих волос на подбородке, Билл предположил, что он находится в Тегеране не для того, чтобы работать через легальные каналы. Кобёрн проводил большую часть времени с Полом, и, если Пол узнал больше, он не стал передавать это Биллу. Билл был доволен: он узнает все тогда, когда ему будет нужно это знать.
Но на другой день после посещения Кобёрна пришли скверные новости. 10 января шах покинул Иран.
Установленный в холле тюрьмы телевизор в виде исключения включили после обеда. Пол и Билл вместе со всеми другими заключенными наблюдали небольшую церемонию в имперском павильоне в аэропорту Мехрабад. Там присутствовал шах, его жена, трое из их четверых детей, его теща и толпа придворных. Для проводов прибыли премьер-министр Шахпур Бахтияр и целая свора генералов. Бахтияр облобызал шаху руку, и августейшее семейство проследовало к самолету.
Заключенные в тюрьме из Министерства здравоохранения приуныли: большинство из них связывали в той или иной степени дружеские отношения либо с шахской семьей, либо с ее непосредственным кругом. Теперь их покровители уезжали: это означало по меньшей мере, что они будут вынуждены смириться с длительным пребыванием в заключении. Билл почувствовал, что шах унес с собой последний шанс проамериканского исхода событий в Иране. Теперь будет больше хаоса и неразберихи, больше опасностей для всех американцев в Тегеране и меньше шансов быстрого освобождения для Пола и Билла.
После того как телевидение показало самолет шаха, взмывающий в воздух, до Билла начал доходить отдаленный шум, будто бы от удаленной толпы, раздававшийся снаружи тюрьмы. Шум быстро усилился до гвалта из криков, одобрительных возгласов и автомобильных гудков. Телевидение показало источник этого шума: толпу из сотен тысяч иранцев, заполонившую улицы с воплями: «Shah raft!» Шах убрался! Пол сказал, что это напоминает ему новогодний парад в Филадельфии. Все автомобили ехали с зажженными фарами, и большинство непрерывно сигналили. Многие водители вытянули «дворники» лобовых стекол вперед, привязали к ним тряпки и включили их, так что они раскачивались из стороны в сторону, – этакие постоянные механические размахиватели флагами. Грузовики, набитые ликующей молодежью, носились по улицам, а по всему городу толпы сбрасывали и разбивали статуи шаха. Билл гадал, что толпы будут делать дальше. Это навело его на размышления, а как же будут поступать теперь охранники и прочие заключенные? Не станут ли американцы мишенью для истерического выхлопа сдерживавшихся эмоций иранцев?
Он и Пол до конца дня забились в свою камеру, стараясь казаться незаметными. Товарищи по несчастью лежали на своих местах, отрывочно переговариваясь. Пол курил. Билл пытался не думать об ужасных сценах, которые он видел по телевизору, но рев этой чуждой законам массы, всеобщий крик революционного торжества проникали через стены тюрьмы и заполоняли его уши, как оглушительный грохот и раскат грома поблизости за момент до удара молнии.
* * *
Двумя днями позже, 18 января, в камеру № 5 явился охранник и сказал что-то на фарси Резе Негхабату, бывшему заместителю министра. Негхабат перевел Полу и Биллу:
– Вы должны собрать свои вещи. Вас переводят.
– Куда? – полюбопытствовал Пол.
– В другую тюрьму.
В мозгу Билла прозвучал тревожный звонок. В какую тюрьму их отправят? Такую, где людей пытают и убивают? Сообщат ли «ЭДС», куда их отправили, или же они оба просто исчезнут? Место их заключения отнюдь не принадлежало к числу распрекрасных, но это был тот дьявол, которого они знали.
