Вскоре все началось снова. Правда, теперь он пытался купить расположение девушки продуктами и рассказывал соседям, что она проститутка. И до того Даша была в не слишком хороших отношениях с подселенными, а теперь стало и вовсе невозможно. В ее сторону едва ли не плевали, а оправдываться в чем-то перед этими девушка считала ниже своего достоинства. Предпочли поверить Илье? Бог им судья. Сама Даша прекрасно знала, что скорее умрет с голоду, чем продаст свое тело кому-нибудь. Она привычно постучала в дверь, хотя и знала, что Алексей Игоревич не встает. Однако входить без стука было невежливо.
– Здравствуйте, Дашенька! – поприветствовал ее старик и слабо улыбнулся, слегка приподнявшись с кучи тряпья, заменявшего ему постель.
– Здравствуйте, Алексей Игоревич, – поздоровалась девушка. – Я вам тут немного хлеба с кипятком принесла, вы попейте, пока не остыло.
– Да что же вы от себя отрываете-то? – слегка покраснел он. – Все возитесь и возитесь со мной, будто я вам отец или дед…
– Мы ведь люди, а не звери, – грустно улыбнулась Даша. – И не эти…
Она кивнула в сторону двери, подразумевая новую власть и ее представителей, от которых жалости и человечности действительно дождаться было трудно, если вообще возможно.
– Так что вы кушайте. И не беспокойтесь, я вон какая маленькая, мне совсем немного надо.
Улыбка осветила ее лицо, ставшее в этот момент настолько красивым, что старый человек едва не захлебнулся от восторга. Все это время Алексею Игоревичу было мучительно стыдно есть то, что приносила эта совсем чужая ему девочка. Он все время пытался отказаться, и Дашенька все время его уговаривала, как уговаривают порой маленького ребенка. И старик ел… Но ежедневно молил Господа прекратить его мучения, да и девочке полегче будет после того, как его не станет. Но Господь почему-то медлил. Алексей Игоревич продолжал жить и проклинать эту самую жизнь. Дашеньке он, конечно, этого не говорил, не хотел огорчать милое дитя.
Он вспомнил девушку такой, какой она была до семнадцатого года, и только вздохнул. Кто мог заподозрить в той беззаботной пташке в белоснежном платьице такую огромную душу? Такую доброту? Впрочем, и лучшие, и худшие качества человека почему-то проявляются именно в беде… Почему? Алексей Игоревич ответа не знал, знал только, что это так. Старик с жалостью посмотрел на девушку и вздохнул – сама худенькая, что тот воробушек… А тут еще проклятый Илья совсем бедняжке жизни не дает. Будь он здоров, показал бы этой сволочи, где раки зимуют.
Алексей Игоревич прикусил губу – посоветовать бы Дашеньке что-нибудь, да что здесь посоветуешь? Он покорно съел размоченный хлеб, запил остывшим кипятком и поблагодарил девушку. Потом, желая хоть чем-то порадовать ее, принялся рассказывать один из романов Дюма-пэра. Дашенька всегда рада была послушать что-нибудь такое и отвлечься от страшной реальности. Ее глаза в такие моменты становились мечтательными, и хотелось бы старику знать, о чем она думает. Но спрашивать Алексей Игоревич не решался.
– Ладно, пойду, – спохватилась девушка. – Поздно уже, а мне завтра к семи на работу.
– Идите, Дашенька, идите, – улыбнулся старик. – Поспите, и пусть вам приснится что-нибудь хорошее.
– Спасибо, Алексей Игоревич, – улыбнулась она.
Даша вышла из кладовки и аккуратно притворила за собой дверь. Спать хотелось неимоверно, болели глаза, спина, ноги. Сегодня ей пришлось сидеть за пишущей машинкой почти пятнадцать часов, и девушка очень устала. Она повернулась и замерла. Прямо посреди коридора стоял гнусно ухмыляющийся Илья, явно поджидавший ее. О, Господи! Только его и не хватало!
– Ну чо, Дашка, надумала? – хрипло спросил красномордый и осклабился. – Полфунта сала дам. Свежее, деревенское!
– Ешьте ваше сало сами! – брезгливо ответила девушка, сглотнув, правда, голодную слюну. – И оставьте вы меня в покое!
– Ты гля, кака цаца! – хохотнул Илья. – Гляди, допрыгаисси…
Он, гнусно ухмыльнувшись, шагнул вперед и поймал попытавшуюся ускользнуть Дашу за рукав. Прижав ее к стене, принялся беспардонно лапать. Да так, что девушка вскрикнула от боли. Она сопротивлялась изо всех сил, молча сопротивлялась, но Илья обладал бычьей силой, и только похохатывал в ответ на все ее попытки вырваться. А кричать было совершенно бесполезно, ее же виноватой и выставят. Рука Ильи проникла под юбку, и Даша не смогла сдержать слез отчаяния. Уже не помня себя, девушка вырвала одну руку из хватки насильника и ткнула его пальцем в глаз. Илья взвыл и отпрянул. Даша рванулась в сторону и в ужасе оглянулась. Добежать до своей комнаты она не могла, эта сволочь стояла на дороге. Господи, да куда же деваться-то? Она кинулась к кладовке Алексея Игоревича и рванула на себя дверь, надеясь, что успеет запереть ее за собой. Не успела. Удар в спину отшвырнул Дашу к стене.
– Ну, сучка дворянская! – послышался сзади рев Ильи. – Усе, п…ц тебе!
Сильно ударившаяся девушка повернулась и заставила себя встать, невзирая на боль.
– Оставьте девушку в покое, имейте совесть! – раздался голос Алексея Игоревича, с трудом приподнявшегося на кровати.
– А ты, хрыч старый, ваще заткнись в тряпочку! – гаркнул красномордый. – А то щас придушу!
Он снова повернулся к сжавшейся в уголке девушке. Даша вздрогнула – в руке Илья сжимал нож.
– Знать так, сучка! – продолжил он, поигрывая ножом. – Щас ты у меня за щеку брать бушь! Поняла? И хорошо брать, попробуй токо укуси!
Господи! Помоги! Да что же ему надо, подонку такому? Даша в ужасе смотрела на Илью и понимала, что сейчас с ней случится что-то страшное. Она не обратила внимания на возникшую в дверном проеме темную фигуру. Только удивленно моргнула, когда какая-то сила выдернула Илью из кладовки в коридор, оттуда послышались звуки ударов и хриплый мат насильника. Он что-то орал, но быстро заткнулся и вскоре только хрипел. Ничего не понимающая Даша продолжала удивленно смотреть на дверь. В этот момент внутрь кладовки вошел человек в черно-серебристой, явно офицерской форме.
– Позвольте представиться, сударыня, – поклонился он, – штабс-капитан Ненашев, Никита Александрович.
– Очень приятно, господин штабс-капитан… – пробормотала ошеломленная девушка.
Офицер повернулся к двери и негромко бросил кому-то:
– Где вы там, Николай? Оставьте это, с него уже хватит.
В слове «это» было столько брезгливости, что она ощущалось почти физически.
– Не позволю… – ответил смутно знакомый голос. – Не позволю всякой падали мою сестру оскорблять!
Сестру?! Неужели… Господи! Господи! Господи! Это же Коля! Живой! Даша вскрикнула и рванулась мимо едва успевшего посторониться штабс-капитана в коридор. Там два других офицера трясли хрипящего Илью, из носа которого вовсю хлестала кровь.
– Коля! – вскрикнула Даша, один из офицеров обернулся и бросился к ней.
Да, это был Коля… Непривычно взрослый, небритый, одетый в незнакомую форму, но несмотря ни что – Коля! Девушка уткнулась ему в грудь и разрыдалась, выплакивая все горе и отчаяние последних лет. Теперь, когда рядом находился кто-то родной, не было больше нужды держать себя в стальном кулаке. Она смотрела на лицо брата и никак не могла насмотреться. Ой, а этих шрамов раньше не было… Наверное, он был ранен? Впрочем, что это она, война ведь, хорошо, что вообще не убили. Но как он с друзьями мог в Петербурге оказаться? Да еще и в форме!
