
Онлайн книга «И снова Пачкуля! Большая книга приключений Непутевого леса»
![]() Тили-тили бим-бам-бом, шуры-муры гоп-ца-ца, Трали-вали красота, два кольца и два конца. Тыквой ты своей тряси, вот, отлично, молодца, Тили-тили бим-бам-бом, шуры-муры гоп-ца-ца! Пачкуля сбацала финальный бреньк, Шельма энергично втянула воздуху через гармошку, и повисла тишина. Долгая, долгая тишина. — Ну, что скажете? — с надеждой спросила Пачкуля. Снова тишина. — Хотите еще раз послушать? — предложила Пачкуля. Все смотрели на Чепухинду, которая сидела, прикрыв глаза и склонив голову набок. Она предводительница. Никто не отваживался высказать свое мнение, прежде чем она заговорит. Внезапно она открыла глаза, коротко кивнула и сказала: — Сгодится. — Ей понравилось! — завизжала Пачкуля. — Ей понравилось! — пропела Шельма. Обе вскочили, взялись под руку и на радостях сплясали джигу [11] . — Это, конечно, не шедевр, — добавила Чепухинда. — Точнее, если использовать музыкальную терминологию, это хлам. Но это такой хлам, который всем нравится. Такие мелодии обычно напеваешь в ванной. Разве я не права? Спорить с Чепухиндой бесполезно. И все единодушно решили, что песня им понравилась. — Приставучая, ничего не скажешь, — согласилась Чесотка. — Не совсем то, что ожидала, но должна сказать, я пр-р-р-риятно удивлена, — кивнула Макабра. — Спойте еще раз, — велела Чепухинда. — Без соло на губной гармошке на этот раз. Пачкуля, не бренькай так. — Мне нравится бренькать, — обиженно сказала Пачкуля. — Это мой стиль. — Тогда сделай свой стиль потише, — велела Чепухинда. И Пачкуля с Шельмой спели еще раз. И еще раз. К третьему разу все выучили слова и подпевали. Даже Тетеря проснулась и хлопала в ладоши, а Туту принялась танцевать на рояле, пока Чепухинда не приказала ей слезть. После чего начался шум и какофония — музыканты соображали, что им играть, вокалистки пытались попасть в тон. Они пробовали и пробовали. И пробовали. Пока наконец не начало получаться. Глава шестнадцатая
Как их делают-то, машины эти?
Сейчас почти все они, озабоченно столпившись вокруг огромной кучи мусора, чесали в затылках и обсуждали колеса. Проблема была не в том, сколько нужно колес. Это они уже решили. По одному на каждый угол и запаска сзади. Семь. Проще простого. Нет, проблема была в том, что колеса, которые они притащили со свалки, не подходили друг к другу. У них имелось: одно колесо от телеги (сломанное), три колеса от детской коляски (два гнутых, одно кривое) и четыре дурацких маленьких колесика от старой тележки из супермаркета. — У машины все колеса вроде как одинаковые должны быть, не? — сказал Обормот. — Нельзя, чтоб все были разного размера. Так она не поедет. — Это вообще неправильные колеса, — сказал Косоглаз. — Они странные какие-то. — И вот еще что. К чему мы их приделываем? — взволнованно спросил Косоглаз. — Надо присобачить их к штуке, в которой мы будем сидеть. А мы еще не решили, что это будет, так? — Ванна, — сказал Свинтус. — А что еще? Все остальное слишком маленькое. — Ой! — вдруг сказал Пузан и хлопнул ладонью по лбу. — Где моя шапка? — Да кому какое дело. Мне скучно. Надоело разговаривать, — прохныкал юный Цуцик. — А что с сиденьями? — сказал Гнус, не обращая на них внимания. — Должны ж быть сиденья, так? Мы вроде решили. — Это да, — поддержал его Свинтус. — Где вы видели машину без сидений. — Пропала! — в панике кричал Пузан. — Потерялась! Я потерял шапку! — Давайте начинать, — ныл Цуцик. — Сколько можно болтать. Хочу собирать машину. — Эти все не подойдут, да? — сказал Косоглаз Гнусу, Обормоту и Свинтусу. — Не влезут в ванну. Гоблины с тоской покосились на разномастные сиденья. Два каркаса от шезлонгов, просевшая садовая скамейка, четыре сломанных табуретки и большое кресло. Пузан потерял интерес к автомобилестроению и принялся бегать кругами в поисках шапки. — Влезут, если мы их порубим на куски, — предложил Гнус. — Но тогда ж это будут не сиденья, — заметил Свинтус. — А просто ванна с дровами. — Сядешь туда — потом вся попа в занозах будет, — с ухмылкой сказал Цуцик. Чем вызвал громкий гогот. При любом упоминании этой части тела гоблинов одолевает неудержимый смех. — Ха-ха! — ревели они. — Попа! Слыхали? О-о, ха-ха-ха! Пузан не смеялся — очень расстроился из-за шапки. И Красавчик тоже, он сидел чуть в стороне. Он поручил себе всю канительную работу. В данный момент он размышлял о том, как сделать гудок для машины из садового шланга, куска бечевки и терки для цедры. — Эй, Кдасавчик? — хихикнул Цуцик. — Я сказал «попа». Слыхал? Умора. У гоблинов случился новый приступ веселья. — Слыхал, — вздохнул Красавчик. Он так надеялся, что по ходу дела его посетит вдохновение и чудесным образом он вдруг поймет, что делать. Но увы. — А что ж ты не смеешься? — Потому что, — сказал Красавчик, — потому что дело седьёзное. Это не игда. Собидать машину — седьёзная дабота. Мы так стадались, искали всякое и смотдели, как устдоены машины, а тепедь надо сделать самое тложное, и если мы не педестанем валять дудака — не собедемся и не сообдазим, что надо делать, получится, мы попусту тдатили вдемя. У меня одного не получится. Мы должны даботать вместе. Согласны? Это была, пожалуй, самая длинная и проникновенная речь в его жизни. Остальные слушали его с почтительным непониманием. Красавчик посмотрел на мающихся товарищей. Потом на огромную гору мусора. На секунду закрыл глаза — и увидел картину. Картину, которая преследовала его во снах. Он катит по дороге за рулем сверкающего лимузина, в точности такого же, как у Шеридана Немоча, только чуть побольше, солнце светит в открытые окна. Он держит путь на побережье, в багажнике у него все для шикарного пикника. Прохожие, завидев его, показывают пальцами и изумленно восклицают… Он открыл глаза. Пузан таращился на свои штаны — искал шапку. Свинтус забрался в кресло и прыгал на сиденье, при этом кудахча. Цуцик тыкал в Гнуса сломанным зонтиком, а Косоглаз с Обормотом надели на головы ведра и бодались. |