– Слушай, я действительно не хотел. Извини.
Сильный порыв ветра сдул снег в сторону. Лыжнику приходилось почти кричать. Дейзи ощущала в его дыхании запах чего-то вроде фруктовой жвачки. Запах тропиков среди снежной бури.
– Ладно, ничего, – пробормотала она.
– Знаешь, тебя было трудно заметить, – сказал он ей в ухо.
– Что? Потому что я не одета в яркие цвета, как какая-нибудь девица из группы поддержки?
– Эй! Я этого не говорил. Одевайся как хочешь, это круто. Я ведь тебя просто не заметил.
Дейзи смахнула снег с пальто, отряхнула капюшон.
– Хочешь, провожу тебя до твоей машины, или домой, или еще куда? – предложил он. – Снег-то серьезный.
– Нет, я дойду до моста Слотерхауз, а там сяду на автобус. На нем доберусь до своей машины. Я припарковала ее там, на обочине.
Он с сомнением посмотрел на нее, стуча палкой по лыжам, чтобы сбить наросший лед.
– Ты уверена, что все в порядке?
– Да, да, уверена.
«Дерьмо», – подумала Дейзи. Не хотелось, чтобы он принял ее за неженку только потому, что она не катается на лыжах и не занимается каким-нибудь ужасным зимним видом спорта.
– Знаешь, я занималась конным спортом и набила много шишек, – сказала она. – Ломала ребра, дважды ломала руку и один раз вывихнула плечо. Так что это ничего.
– Да? – Его лицо сложилось в улыбку. – Мне тоже все это знакомо не понаслышке. – Он счистил снег со своих защитных очков. – Ладно, увидимся на курсах испанского.
Он посещает те же курсы испанского?
Парень помахал ей палкой и укатил, исчезнув в снежном вихре.
Через долгие полчаса, изрядно вымокнув, Дейзи перешла реку и стала взбираться по крутому Семетри-лейн, направляясь к городу. Подъем был долгий, но на вершине можно было сесть на автобус, чтобы проделать остаток пути. Улица была безмолвной, из-за бури двери и окна домов были плотно закрыты. Единственной живой душой была женщина, щеткой сметавшая снег со своей машины. Она бросила работу и уставилась на Дейзи, когда та проходила мимо. Девушка ощущала ее взгляд у себя на спине, поднимаясь по улице и спотыкаясь о глыбы льда, которые снегоочиститель отбросил на обочину.
Women seem wicked when you’re unwanted
Streets are uneven when you’re down…
[17]
Семетри-лейн. Она подошла к кованой железной ограде, окружающей могилы и массивные вековые тополя. Настоящий гот никогда не пройдет мимо кладбища, не воздав ему почтения.
Даже в слепящую метель.
Под ветвями тополей царил покой, стволы деревьев побелели от облепившего их снега. Дейзи петляла по кладбищу, разглядывая надгробия, читая надписи.
На самых старых могилах стояли даты восьмидесятых годов XIX века.
Она всегда выискивала захоронения детей. Иногда покупала гвоздики или розы на рынке на окраине города, чтобы положить их на могилы.
Девушка остановилась, чтобы прочесть надпись на новом надгробии, усеянном крапинками темно-оранжевого лишайника. Чеслав Пэт. Любимый муж Грейс и отец Элизабет.
Отца моей психички звали Чеслав?
Дейзи поежилась под снегом, ощутив странные вибрации. Джим Моррисон кричал ей в уши:
When you’re strange
No one remembers your name…
[18]
Вынув из ушей наушники и нажав кнопку «Пауза», она опустилась в снегу на колени и рукой в перчатке молча прикоснулась к надгробию.
«Что это за имя такое – Чеслав?» – подумалось ей.
Глава 8
Чахтицкий замок
28 ноября 1610 года
В сумерках двор Чахтицкого замка затих. Мясники, рубившие мясо и пачкавшие кровью булыжник двора, разошлись по домам, гусей заперли в их клетки, стук кузнечного молота замолк. Повозка молочника скрипела по разъезженной дороге в направлении деревни. Отбросы колбасника давно сожрали вороны и собаки, а остатки крови вылизали кошки. Стружки мыловара смешались с водой, образовав пену, которая смыла остатки дня, оставив мокрые отполированные камни, и на них уже играли лунные блики. Факелы отбрасывали на стены замка неровный яркий свет, в лунном свете застыли часовые.
За конюшим Сильваши явился худощавый лакей с нервными глазами.
На Яноше была льняная рубаха с открытым воротом и темные штаны. Такой наряд мог надеть зажиточный фермер, отправляясь на конскую ярмарку или в таверну. Он не надел никакого кафтана, только потертый камзол из вареной шерсти.
Посланец осмотрел его, облизывая сухие губы.
– Простите, господин. У вас не найдется более подобающего платья для визита к графине?
Янош прищурился на слугу в черном бархате, с серебряными крючками на изысканном плаще, поблескивавшими в свете факелов, а потом посмотрел на свою чистую белую рубаху и раздраженно ответил:
– Нет. Сгодится и так. Я конюх, а не лакей.
– Хорошо, господин. Только вот…
– Что?
– Графиня… привередлива к нарядам.
– Лучше бы она была более привередлива к уходу за лошадьми, – ответил Янош. – И к заботе о тех, кто проделал долгий путь из Шарварского замка.
Лакей попятился, выпучив глаза так, что те стали больше лошадиных.
– Прошу вас, господин! – прошептал он. – Не осуждайте графиню в моем присутствии, – и оглядел пустой двор, не видны ли где тени шпионов.
– Парень, да ты боишься собственной тени! Давай, отведи меня к графине, – сказал Янош, жестом руки отметая все возражения. – Я теряю терпение. И мне хочется поскорее лечь спать.
Вода на булыжниках уже начала замерзать, можно было легко оступиться. Лакей с опаской семенил по краю двора. Янош шел следом, и его сапоги для верховой езды уверенно стучали по камням.
Стража отворила массивную дверь, и петли заскрипели, несмотря на регулярную смазку свиным жиром. Один из стражников отвел Яноша в сторону и грубо обхлопал его, проверяя, нет ли при нем оружия.
– У семейства Батори есть враги, – пояснил он.
Увешанный гобеленами зал освещали свечи в кованых канделябрах. Мебель с причудливой резьбой – кресла, сундуки и длинные столы – тускло поблескивала под толстым слоем воска. На стенах – где не было гобеленов – висели написанные маслом портреты предков Батори и Надашди, мужчин в сияющих доспехах. Сжимая усыпанные драгоценными камнями рукояти мечей, воинственные предки всем своим видом источали готовность покарать мусульманских захватчиков. На одном из портретов был изображен муж графини, Ференц Надашди, победно восседающий на куче убитых оттоманских бойцов, и их кровь обагряла его сапоги.
