– Михаил Федорович, – сказал осипшим голосом Литвинов. – Не я же принимал решение посылать во Вьетнам наш спецназ, я могу только контролировать, помочь, если что…
– А вот это «если что» сейчас и настало! Не ты посылал… Правильно, не ты. Но у тебя спрашивали, способны или нет спецслужбы провернуть это дело. Ты что ответил?
– Я ответил, что если задача поставлена, то мы обязаны ее выполнить…
Михаил Федорович имел на свой же вопрос свою версию ответа:
– Ты ответил «так точно!». А теперь хочешь ответственности избежать? В общем, слушай. Через два часа жду от тебя доклада. Если ничего определенного мне не скажешь, иду на самый верх и докладываю, что ни хрена мы ни на что не способны. Знаешь, что в древности делали тем гонцам, кто дурные вести приносил? Но поверь, я и тебе успею…
На том конце провода послышалось, как звякнул другой телефон. Михаил Федорович кому-то по-военному коротко сказал: «Да, так точно, есть!» – и его связь с Литвиновым прервалась, пошли короткие гудки. Но Литвинов продолжал держать у уха телефонную трубку.
Вошла секретарша, поменяла пепельницу, вытащила из упаковки, лежавшей на столе, таблетку, налила стакан воды:
– Выпейте, Сергей Сергеевич. Может, врача пригласить? Вы бледный.
– Нет, – сказал Литвинов и только теперь сел в кресло.
– Петя спрашивает, на дачу едете, машину готовить?
Шеф непонимающе посмотрел на нее, и секретарша пояснила:
– Сегодня же суббота. Вы говорили, что в субботу вечером на дачу, за карасем…
– Нет, – ответил он односложно.
– Там сидят, вас ожидают, – кивнула она в сторону приемной.
– Нет.
– Кофе принести?
– Да.
– Хотя вам нельзя кофе после таблеток…
– Кофе. И если у кого из них такие уж неотложные дела, я завтра буду здесь, пусть приходят.
Секретарша вышла, и Литвинов, все еще не расставаясь с трубкой, стал накручивать знакомый номер.
Полковник ответил сразу, будто сидел у аппарата и ждал его звонка:
– Слушаю, Сергей Сергеевич.
– Ну что, установил связь?
– Устанавливаю.
– Ты мне все время так отвечаешь…
– Я отвечу по-другому, как только это другое произойдет.
– Ну хоть по времени сориентируй меня. Когда это может произойти-то?
По тону Полковник понял, что вопрос задан не зря, и ответил более конкретно, хотя делать это никогда не любил:
– В течение полутора часов.
– И еще одно. Если их захватят американцы…
– Они не берущиеся, Сергей Сергеевич.
– Понимаю. Но на войне всякое происходит, мы ведь с тобой знаем это. Так вот, если все же их возьмут…
– Не возьмут.
Есть связь!
Южновьетнамцы взяли правее, никаких маневров группе, стало быть, делать не надо, и Платов возвращается к делам обыденным: чертит схему базы. Она сидит уже в печенке Пирожникова. Листики, ягоды, щепки, что-то из них вертолет, что-то хижина, что-то вышки… Платов колдует над ними, передвигает, добавляет, убирает.
Возле командира сидят Пирожников и Хук. Физик возится с рацией. Циркач в дозоре.
– Последняя прикидка, – говорит Платов. – Самая последняя! Хук, ты.
Женька впервые слышит, что должен делать Хук. У него самая сложная задача. Он направит врага по ложному следу, то есть за собой. Отряд с летчиком пойдут по одному маршруту, Пирожников по-другому, а Хук должен сделать так, чтоб преследователи, а они, конечно же, будут, устремились за ним по третьему. Он как бы сыграет роль плота. Пирожников от отряда и Хука будет по другую сторону реки. Янки вряд ли начнут тут кого-то искать, увидев, что Бабичев и те, кто освободил летчика, убежали сразу в джунгли. Правда, потом они должны увидеть плот и переключат свое внимание на реку…
Хук замолкает. Платов смотрит на Пирожникова.
– Я, значит, должен…
– Расслабься минут на пять, – командир ложится на спину, прикрывает глаза. – Понимаешь, Хук, – говорит он. – Понимаешь, вот ставлю я себя на место Полковника. Связи нет, до операции всего ничего. Понимаешь, к чему я?
– Значит, все идет по тому плану, который и утвердили в Москве, командир. Был бы какой сбой – Полковник бы все равно придумал, как нас предупредить. У нас же так было уже, почти один к одному!
Платов кивнул:
– Ну да. Если даже не сложнее: там сплошные пески, спрятаться негде. Если б не Полковник…
– По мне, командир, сейчас главная проблема – в летчике. В каком он состоянии, на ходу ли. А так – освободим и уйдем, особых сложностей не вижу.
– Полковник придумал бы, – повторил Платов. – Он до последнего надеется, что у нас заговорит рация. Если не заговорит и что-то в планах поменялось, у него остается одно: прислать сюда связного. Во всяком случае, если бы я поставил себя на его место, то это был бы мой вариант.
– Я же и говорю, командир: связи нет, связного нет, значит, все нормально.
Платов вновь сел, ткнул пальцем в сторону груди Пирожникова:
– Вот теперь начинай ты говорить, товарищ лейтенант. Постарайся сейчас понять еще одну вещь. Мы будем вместе по одну сторону реки, если что, сможем подсказкой перекинуться, подстраховать друг друга, а ты остаешься на другом берегу, действуешь индивидуально. Потому каждый шаг свой должен высчитать.
Пирожников кивнул:
– Ясно. Значит, так, – стал показывать он на схеме. – Плот стоит здесь, я в воде рядом с ним, наблюдаю за происходящим, вижу, что вы убегаете в джунгли, и начинаю отплывать… Часовой меня не видит… А почему вы уверены, что часовому будет не до меня?
– Уверен, Женя, уверен. – Платов чертит веточкой на схеме. – Вот угол базы, вот вышка с часовым. Здесь начнут рваться мины, а с твоей стороны бабахнет световая бомбочка. Тебе она беды не причинит, поскольку ты еще будешь сидеть в тростнике, а часовой минуты на три ослепнет, это гарантированно. Именно после световой бомбочки ты и начинаешь плыть. Обзор этого сектора со стороны выхода с базы исключен, часовой с вышки, как я сказал, тебя не увидит, случайно могут заметить только вот с этой точки, но уже вечер, тростник серо-зеленый, ты в серо-зеленом, река широкая, основные события происходят уже далеко от тебя… Нет, я бы на месте американцев тебя не заметил, я бы не напрягал зрение, чтоб смотреть в другую сторону от Бабичева. Он – главная фигура в игре, понимаешь?
– Хотя ни сном ни духом об этом не догадывается, – улыбнулся Хук.
Платов взглянул на часы:
– Так, все! Отключаемся, расслабляемся, дышим глубоко и спокойно.
– Командир, – подал голос Физик. – В Центр ничего сообщить не хочешь?
