Шайя указала ясеневым посохом на белые домики.
— Я буду жить в доме одна. Никто не приблизится к этому дому, пока я не позову. Никто не осмелится подойти ко мне сзади. Того, кто не будет придерживаться этого правила, я буду считать убийцей и подарю ему долгую смерть. Никто не заговорит со мной без приглашения. Я не стану мешать вам молиться. И вы не мешайте мне, и будете живы, когда настанет день Небесной свадьбы.
Мечты священнослужителя
«Апсара не подготовила меня к тому, что произойдет, если я заключу союз плоти с сыном человеческим», — думала Икушка. А теперь было слишком поздно! Она разделила с ним все. Все воспоминания и мысли сына человеческого были открыты ей. Барнаба был неплохим человеком, несмотря на то что она отчетливо чувствовала в нем потребность причинять зло. Была в нем неизгладимая ненависть к бессмертному Аарону, разрушившему, как он полагал, его жизнь. Какую роль сыграл в этом он сам, целиком и полностью подчинившись верховному жрецу Абиру Аташу, молодой человек не понимал.
Молодой священнослужитель был для нее загадкой. Она знала о его встрече со штурманом, который рассказал ему о ксанах. Один этот день наложил отпечаток на всю жизнь Барнабы. Та история не шла у него из головы. Он никогда не влюблялся в дочь человеческую и всегда мечтал о том, чтобы повстречаться с ксаной. Несмотря на то что он, будучи священнослужителем, должен был преследовать и убить ее, Икушка знала, что он никогда бы этого не сделал. При этом он абсолютно подчинялся идеалам священнослужителей. Человек, полный противоречий!
Она нежно погладила его по груди. Барнаба был истощен. Он не был создан для жизни в глуши, несмотря на то что никогда не признался бы в этом самому себе. Он обладал заметным упрямством, позволяющим ему идти по однажды выбранному пути, даже если это выходило за пределы его физических возможностей. Он стал бы влиятельным человеком, если бы остался при дворе бессмертного Аарона.
Она задумчиво изучала узкое, аскетичное лицо священнослужителя. Просто поразительно, сколько волос растет у людей в стольких местах. Она примирительно улыбнулась. Она изучила его тело, как внешне, так и внутренне. Погружаясь глубоко в размышления и пытаясь прочувствовать его, она ощущала, как работают мышцы его сердца, видела, как печень очищает его кровь, как заживают его раны. Если бы она не заключила союз плоти, он давным-давно умер бы. Поступая таким образом, она руководствовалась в первую очередь эгоизмом. Она хотела уйти от одиночества. Слишком давно жила она здесь и не осмеливалась уйти, поскольку вдали от источника ей пришлось бы закрываться защитным заклинанием, чтобы чувствительная кожа не высохла под лучами безжалостного солнца. Однако каждое заклинание представляло собой риск! Обладавший Незримым оком сумел бы распознать, кто она такая. Видящая без родины, бежавшая от своего дара и небесных змеев. Чужая в мире девантаров и детей человеческих. Они не потерпят ее здесь, если узнают, где она.
Икушка вспомнила об охотнике, осмелившемся прийти к озеру. Нужно было убить его… Но это было не в ее духе. Обычно достаточно было немного колдовства, чтобы настолько напугать детей человеческих, чтобы они бросились наутек. Но этот… Она видела его мысли. Он принял пуповину за змею! Почему люди умудряются все оборачивать во зло? Она помогла Барнабе! Но этот охотник подумал, что она вызвала змею, чтобы та удерживала его на дне пруда.
Судя по тому, как бежал сын человеческий, он не вернется. Она подумала о других жителях долины. О том клане, который жил здесь много веков назад. Для них она была богиней. Она назвала им свое имя. Но даже с ними она не смогла жить в гармонии долгое время. Люди ожидали от нее все больше. И чем дальше расходилась история о богине в озере, тем больше возрастала опасность того, что на нее обратят внимание девантары. В какой-то момент она перестала показываться своим последователям. Спустя два года они покинули долину. Кучка дикарей, одетых в шкуры, подавленные до глубины души: они утратили свою богиню. Интересно, что с ними стало? Она знала, что они переселились в высокогорную долину, которую сегодня называют равниной Куш. И была почти уверена в том, что равнина носит ее имя. В искаженной форме…
Икушка громко рассмеялась. Самым большим ее недостатком всегда было тщеславие. И гордость. Она закрыла глаза и полностью сосредоточилась на том, чтобы разделить сны Барнабы. Такие прекрасные сны. В них он любил ее, нежно и страстно, сидел с ней у озера, разговаривал или молча смотрел ей в глаза. В нем было столько любви. Но он считал все это сном. Свое падение, их встречу, жизнь здесь, на дне пруда. Еще пару недель — и можно будет перерезать пуповину.
Ей нравилось видеть сны вместе с ним. Тяжело будет отпустить его. Но если она осмелится, то можно будет повторить его сны. Может быть.
Может ли реальность стать настолько прекрасной? Он всю жизнь искал ксану. Был безнадежным романтиком. Ей казалось, именно эта тоска, жившая в его сердце с самого детства, и привела его к ней вопреки всяческой вероятности. Найти ее — такова была его судьба. И после того, как она перережет пуповину, он не уйдет.
Она склонилась над ним на дне озера и страстно поцеловала его. Совсем скоро он начнет отвечать на ее поцелуи. Икушка обняла его и тесно прижалась к его изможденному телу. В его снах его голова лежала у нее на коленях, а она пела для него. Она придумает для него песню. Песню об их любви, об одиночестве, от которого он ее избавил. Его мечта должна исполниться! И ее тоже.
Вечнозимний червь
Нандалее глядела наверх, на зеленый свет, колыхавшийся в небе огромными полотнами. Она лежала в объятиях Гонвалона, смотревшего на небо вместе с ней. Они были уже совсем недалеко от Кенигсштейна. Ледяной парусник был спрятан за скалой. Несколько часов назад Куллайн и Тилвит объявили, что пойдут на охоту. Они оба умели быть поразительно тактичными для мауравани. Здесь, в глуши, разыскать какую бы то ни было дичь было практически невозможно. Все они знали это, равно как и то, что эти двое хотят подарить им последнюю ночь вместе.
— В детстве я представляла себе, что за горизонтом стоит великан, голова которого достает до луны, — сказала Нандалее. — И что он хочет приоткрыть для нас завесу из света, чтобы показать нам все тайны, скрытые с той стороны звезд, — она умолкла, вспомнив о Нангоге. Он том, насколько глубоко прочувствовала сердцем тот чужой мир.
— Ты думаешь о великанше, — это был не вопрос, скорее трезвая констатация факта.
— Дыхание Ночи хочет, чтобы я вернулась туда.
— Хорошо! — Гонвалон повернулся к ней. — Тогда ты не должна ходить в Кенигсштейн.
Она слабо улыбнулась.
— Ты никогда не сдаешься, правда?
— Нет, если речь идет о твоей жизни.
