— Ваши желания — моя жизнь, учитель, — услышала она лишенный каких бы то ни было эмоций голос Гонвалона. Ей не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что он поднял меч. Ему понадобится лишь один удар. Она почти ничего не почувствует.
В конце пути
Гонвалон поднял клинок, готовый нанести удар. Принял низкую стойку опытного мечника, слегка пружиня в коленях. Он все решил. Встал перед Нандалее, заслонив ее собой.
— Но одному этому приказу я вынужден не подчиниться, учитель. Я знаю, что Нандалее не предавала небесных змеев. Она послушница Белого чертога, а я ее наставник. Я обязан защищать ее. И я люблю ее. Скорее я направлю меч на себя, чем на нее. Потому что если она умрет, то моя жизнь тоже обратится в пепел.
Он вызывающе глядел на Золотого, хорошо понимая, что его сила по сравнению с силой дракона подобна пожухлому листку, решившему противостоять ветрам осени.
Его поразило то, что в чертах лица Золотого промелькнуло скорее удивление, чем злость.
— Вы восстаете против меня, мастер Гонвалон? Вы, мой меч? Одна моя мысль, одно произнесенное шепотом слово силы — и ваша рука перестанет повиноваться вам. И вы обезглавите женщину, которую любите. Что бы вам ни приказывало сердце.
Его правую руку пронзила боль, похожая на внезапно подступившую судорогу. Клинок опустился на пядь. Он боролся, но все же был бессилен.
— Я помогу вам быть мне хорошим слугой, — слова не причиняли боли, и, несмотря на это, в них была сила, целиком заполнившая его.
— Если этот клинок оборвет жизнь Нандалее, я направлю его себе в сердце прежде, чем на нем успеет остыть кровь моей возлюбленной. Я не стану жить без нее. Я утратил бы какую бы то ни было ценность для вас, мой повелитель.
— Значит, это и есть чудо любви… — Золотой уже не говорил с ним мысленно. Отстраненно улыбался. Окружавший его свет был ясным, как в морозное зимнее утро. Теперь он излучал холод, какого никогда в жизни Гонвалон не испытывал. Даже той далекой зимней ночью, когда его, ребенка, бросили одного в ледяной глуши, на съедение волкам.
— Покажите мне силу этого чуда, мастер меча. Вы так много говорите о смерти. Шантажируете меня ею… Направьте же свой клинок на свое тело. Вырежьте свое сердце из груди и принесите мне, чтобы вложить его в мою ладонь. Если вам это удастся, я подарю Нандалее жизнь.
— Нет! — простонала Нандалее. Она схватила его за ногу, но он вырвался. Он готов был заплатить любую цену за ее жизнь. Элегантно взмахнув мечом, он направил клинок себе в грудь и, не колеблясь, разрезал свою плоть.
— Довольно, — окружавший Золотого свет утратил силу. Когда он заговорил, голос его словно поблек.
— Я потерял вас, мастер Гонвалон. Спустя столько лет… — Это было похоже на последний привет, за которым последовали четкие холодные слова. — Я освобождаю вас ото всех клятв, которые вы мне когда-то приносили. Вы больше не драконник! — Последние слова эхом вернулись от стен пещеры, а за ними пришла боль на спине Гонвалона, словно тысячи игл терзали его кожу. Он закричал, рухнул на колени рядом с Нандалее. Боль не уходила, раздирала его кожу. Мелкие брызги окропили Гонвалона. Кровь и краска!
— Татуировка, которая когда-то скрепила наш союз, стерта. Вы вольны полностью предаваться иллюзии вечной любви. Я буду наблюдать за вами, Нандалее, эльфийка, вспышка гнева которой навлекла несчастье на весь клан. И Гонвалон, на любви которого всегда лежит тень смерти. Сколько может продлиться любовь, начавшаяся под столь неблагоприятным знаком? Насколько сильны будут ваши сердца, когда судьба решит подвергнуть вас испытанию? Или я.
Гонвалон положил руку на плечи Нандалее. Она дрожала от слабости. Он вытащит ее отсюда, из этих проклятых туннелей. Вынесет ее на свет и будет ухаживать за ней. Сделает все, чтобы заставить забыть об ужасах этого дня и исцелить шрамы на ее теле и душе.
Его спина горела жгучей болью, но сердце стало таким огромным, что едва не разрывалось от счастья. Он свободен! Он обнимает Нандалее, и, может быть, вместе с заключенным с Золотым союзом спадет и проклятие, всегда тяготевшее над даром его любви.
Нандалее станет последней любовью в его жизни. Он будет защищать ее всеми силами. Решительно поднялся. Ее голова бессильно упала ему на грудь. Губы дрожали, но не могли произнести ни слова. Вместо этого по щекам бежали горячие слезы, и он уже тоже не мог сдерживать слез.
Его меч остался лежать на полу. Он воплощал в себе жизнь, которая окончилась в этот час.
— Мы уйдем в леса, как только ты наберешься сил. Оставим позади все. Мы будем свободны!
Она заморгала и подняла на него взгляд. В ее взгляде читался страх. Что он сказал не так?
О драконах и эльфах
«Случившееся в Глубоком городе отдалило не только змеев неба от их создателей, альвов, но и навеки изменило эльфов Белого чертога. Никогда прежде не ходили они на битву вместе. Каждый, кто входил в ряды драконников, уже совершал подлые злодеяния, но увидеть, на что они способны вместе, — это было нечто иное, чем убивать наедине с самим собой. Не пьяные от победы вернулись они в Белый чертог, нет, они были подавлены. И когда оружие драконов снова развесили в Белом чертоге, пришлось создать одиннадцать новых бронзовых дощечек, ибо именно столько их ушло. Я узнал об этом от Элеборна, для которого это были последние дни в Белом чертоге. Как наставники Белого чертога ни пытались вернуть былой дух, убеждение в том, что они отдают свои жизни за правое дело, исчезло. Существовало что-то такое, что навеки утратили эльфы: уверенность в том, что они сражаются на стороне света, а их мечи преумножают справедливость. В глубине души они знали, что змеи неба не привели в исполнение беспристрастный приговор, а просто отомстили. И месть на этом не закончилась. На поврежденные и наполовину затопленные лодки, с помощью которых карлики когда-то передвигались по подземным рекам, они наложили заклятие, чтобы каждая из этих лодок привлекала к себе внимание Белых змеев, если ее начнут чинить или использовать. Кроме того, они оставили в Глубоком городе несколько червелапов, которые должны были обрести в туннелях новую родину, а на холодных ветрах над горой, возвышавшейся над Глубоким городом, скользили среброкрылы, ибо такова была воля змеев неба, чтобы никогда больше не ступала в Глубокий город нога карлика. Это место было проклято до скончания дней.
Сила злых поступков способна изменять волшебную силу, присущую нашему миру. Я сам видел призрачный лес, возвышающийся сегодня над теми проклятыми чертогами. Лес, над которым не летают птицы и где не устраивает себе нору мышь. И несмотря на то что глаза карликов вспыхивают, когда они говорят о богатствах Глубокого города, никто не осмеливается вернуться туда на поиски утраченных сокровищ.
