— Пусть восемь жеребцов как следует насладятся тобой.
— В любом случае они больше мужчины, чем ты, лупоглазый!
Мадьяс прищелкнул языком и подозвал стражу.
— Позаботьтесь о том, чтобы она молчала, пока не рассказала о нашем госте вещи, которые никому не хочется знать.
— Эта шлюха лжет! — возмутился Курунта, но тут же покраснел.
— Конечно, — с улыбкой заверил его Мадьяс. — Все мы знаем, что шлюхи лгут, как только открывают рот.
Посланник закусил губу. Он понимал, что что бы ни сказал сейчас, позор его будет только расти. Разумнее всего будет промолчать, поэтому он последовал за Мадьясом в тень Звездной юрты.
Посреди большого шатра их ожидала хрупкая женщина в длинном белом платье. Ее черные волосы были собраны наверх при помощи золотых гребней. Когда они вошли в шатер, она обернулась к ним. Глаза ее были черны, как ночь, и казались огромными. Не красавица, подумал Курунта, но достаточно было посмотреть ей в глаза, чтобы понять, что она рождена для того, чтобы править.
— Это Шайя, моя тридцать седьмая дочь, гордость моего сердца и солнце моих дней.
Курунта поклонился принцессе. Она производила впечатление величественной и суровой женщины. Бессмертному Муватте будет мало радости от нее. Ходили слухи, что она командовала войсками ишкуцайя в Нангоге и сражалась в трех битвах против небесных пиратов Таркона Железноязыкого.
Женщина коротко поклонилась ему.
— То, что бессмертный Муватта послал полководца, а не придворного, чтобы просить моей руки, делает мне честь.
«Скорее чтобы купить тебя», — подумал Курунта, слегка поклонился и ответил на ее улыбку.
— Нет, это честь для меня. Как я слышал, ваш разум и воинское умение намного превышают обычные способности женщин.
— Довольно формальностей, — бессмертный Муватта кивнул, указывая на выход из шатра. Снаружи слышались пронзительные крики второго евнуха. — Я хочу посмотреть, как уйдет от нас рабыня с Шелковой реки. Ты убедился, что моя дочь не выглядит как вшивый верблюд со впалыми боками. Теперь идем.
Курунта не сдвинулся с места.
— Давайте закончим… — он едва не назвал это сделкой, — сватовство. Мой господин с радостью подарит пять сотен своих лучших лошадей лучшим всадникам этого мира, если ему даруют право делить ложе с прекраснейшим цветком пастбищ.
— Что ж, Курунта, раз уж ты заговорил об этом, поговорим конкретно и предоставим тем, кто пишет за нас, право прятать правду за красивыми словами. Шайя — самая любимая из моих дочерей. Право забрать ее у меня имеет свою цену. И она не соответствует пятистам лошадям из конюшен бессмертного Муватты. Я требую тысячу лошадей. И когда ты вернешься, приведи с собой пятнадцать сотен, чтобы я мог выбрать лучших из лучших. И не пытайся обмануть меня. Ты знаешь, за кражу и обман при этом дворе полагаются самые тяжкие наказания, ибо они свидетельствуют о недостатке уважения. А с недостатка уважения начинается гибель королевств.
На миг Курунта лишился дара речи от наглости этого вонючего варвара. Тысяча лошадей — это вдвое больше, чем изначальный выкуп за невесту. Он поглядел на жилистую принцессу, с вызывающей улыбкой ответившую на его взгляд. Он бы не дал за нее и трех лошадей из своих конюшен!
Он подумал о том, что будет, если в ночь Небесной свадьбы она не понесет ребенка, и улыбнулся в ответ.
— Истинная красота бесценна, я с вами согласен, бессмертный Мадьяс. Но поскольку это требование значительно отличается от нашего первоначального соглашения, мне придется известить об изменениях своего повелителя. Надеюсь, что скоро вернусь с добрыми известиями.
На лице Мадьяса отразилась тревога. Он задумался о том, к чему может привести его дерзость.
Прощание
Нандалее поглядела в окно. Прилетел Пип. Деряба, которую она вырастила и которая привела Гонвалона в сад Ядэ. Пип привел трех маленьких деряб и свою жену. Они клевали рассыпанные на подоконнике крошки. За их спинами на безоблачном небе ярко светило солнце. Где-то за окном звучала меланхоличная песня.
Нандалее глубоко вздохнула. Она жива! Вопреки всем ожиданиям она пережила резню в Глубоком городе. Но столь многие остались там. Гонвалон называл ей имена учениц и учеников… Их было так много!
Девушка провела рукой по белой простыни на своей постели. Она чувствовала себя виноватой в том, что еще жива. Что отличает ее? Поразительно твердый лоб?
О ребенке карликов она никому не рассказывала. Интересно, удалось ли уйти убийцам дракона? Она цинично усмехнулась. Умер целый город. И только те, кто заслужил смерти, еще живы. И Нандалее не жалела об этом. По крайней мере, ей удалось отвоевать у великой несправедливости того малыша.
Дверь открылась, и в комнату вошел Гонвалон, держа в руках большой деревянный поднос.
— Как же приятно видеть тебя улыбающейся, красавица моя.
Если бы ей так же легко удавалось говорить комплименты.
Ее улыбка стала шире, когда он откинул в сторону полотенце, под которым оказались свежеиспеченный хлеб, маленькая круглая головка сыра и половина кольца колбасы. Она любила простую и грубую еду. Как хорошо он ее знает.
— Тебе стоит снять заклятие, отгоняющее кобольдов от твоего порога, иначе ты умудришься умереть от голода прямо в Белом чертоге.
Она схватила его за руку и мягко пожала.
— Нет, пока ты дышишь.
— Ты вкладываешь свою судьбу в руки убийцы. Разумно ли это? — В его словах звучала какая-то горечь, несмотря на то что улыбка не ушла с его губ.
— С тех пор, как я получила секирой по голове, у меня есть чудесное оправдание не очень разумным поступкам.
Он негромко рассмеялся.
— Тебе очень сильно повезло.
— У меня был ты, когда не могло помочь уже никакое везение в мире.
Он потупил взгляд.
— Тебе нужно поесть…
Она крепче сжала его ладонь.
— Мы ушли от него, Гонвалон. Он отпустил нас.
Мастер меча покачал головой.
— У него просто изменились планы, — тихо ответил он. — Тебе нужно набраться сил. А потом подумаем, куда пойдем.
— Я не побегу. Я…
Он поцеловал ее долгим и страстным поцелуем. Она закрыла глаза, наслаждаясь ароматом лета, исходившим от его волос, и приятным теплым ощущением, растекавшимся от живота по всему телу.
Отпустив ее губы, Гонвалон строго посмотрел на нее.
— Я знаю, чего ты хочешь. И не поддержу тебя в этом.
— Но мы должны…
— Сегодня нам не нужно говорить об этом. Мы… — Шорох за дверью заставил его умолкнуть.
