— Но он знает Бельбек, — настаивал Нарек.
Теперь Датамес вспомнил, где уже видел мрачного парня.
— Ты был там, когда произошел несчастный случай с колесницами. Ты не бросил палку, когда все остальные убежали, Ашот. У тебя сердце воина, и ты это доказал.
Датамес отчетливо видел, как Ашот пытался скрыть свое удивление за мрачной гримасой.
— Значит, у тебя хорошая память, гофмейстер. Но это еще не доказывает, что тебе действительно интересны мы, крестьяне.
К ним присоединились новые зрители, им было любопытно узнать, чего хочет от них придворный. Датамес был доволен. Похоже, его план работает.
— Кто ваш командир?
Нарек указал на Ашота.
Гофмейстер улыбнулся.
— Мне стоило догадаться.
— Перейдем к делу. Чего ты хочешь? — Выступая от имени всей группы, Ашот казался еще более мрачным.
— Что ж, как я уже говорил, мне хотелось бы сделать вас богачами. Если вам интересно, конечно, — теперь все внимательно слушали его. Ашот недоверчиво наморщил лоб.
— Как вы думаете, почему сражаются в этой битве бессмертные?
— За эту сатрапию, — торопливо ответил Нарек.
— Вот именно. За землю, потому что земля — это власть. Она вечна. А за что сражаетесь вы?
— Мы получаем плату. Больше, чем зарабатываем в поле, — ответил один из группы.
— И на сколько хватит этих монет? На зиму? На две? Что вы будете с ними делать? Купите пару коз? Что-нибудь красивое для жены и детей?
— Ну, я подарю Рахели нитку жемчуга, — заявил Нарек. — А потом… — Крестьянин удивленно оглядел своих товарищей. Все остальные молчали.
— Сколь бережливо ни обходились бы вы со своими деньгами, — продолжал Датамес, хорошо зная, что ступает на тонкий лед, — крестьянам не нравилось, что он смеется над ними, — от этих монет через пару лет не останется ничего. А у кого из вас есть своя земля?
— У меня, — гордо заявил Нарек.
— В ваших деревнях есть хорошая земля, которую никто не обрабатывает? Земля, которая принадлежит богачам и где пасутся козы, несмотря на то что из нее получилось бы хорошее поле?
Большинство мрачно кивали головами.
Датамес вынул из широкого полотна, которое обернул вокруг бедер на манер пояса, глиняную дощечку. Она была узкой, покрытой угловатыми знаками, а в нижней ее части красовалась печать бессмертного Аарона.
— Это копия указа, который даст вам всем кое-что, что может быть постоянным. Будет принадлежать вашим детям и детям ваших детей. Дощечку обожгли только этой ночью, вместе с еще дюжиной, на которой написан один и тот же текст. Их пошлют всем сатрапам империи, — он протянул глиняную дощечку Нареку.
Крестьянин принял ее кончиками пальцев, словно опасаясь сломать. Датамес наблюдал за тем, как мужчины передают документ друг другу. Как гладят пальцами значки и дивятся печати, изображавшей бессмертного Аарона рядом со Львиноголовым. Было очевидно, что никто из них не умеет читать. На это он и надеялся, поскольку то, что они держали в руках, было всего лишь списком припасов, затребованных ими из королевских зернохранилищ. Несмотря на то что Аарон поручил ему создать армию, знающую, за что она сражается, вот уже на протяжении нескольких дней Датамес не мог решиться претворить свою идею в жизнь. Дощечку с указом, в котором он обещает крестьянам землю, он до сих пор не приказал обжечь. Он опасался восстания сатрапов и землевладельцев. Может быть, сатрапы даже станут шантажировать его… Датамес достаточно долго был гофмейстером, чтобы знать, насколько несвободным может быть иногда даже бессмертный. Но передать крестьянам землю было единственно верным решением!
Ашот взял у остальных глиняную дощечку и вернул ему.
— Там может быть написано все, что угодно. Мы всего лишь крестьяне и поденщики. Ты знаешь, что мы не умеем читать. А теперь назови мне причину, по которой мы должны доверять безбородому придворному, о котором болтают, будто он занимается непотребствами с овцами, потому что женщины не хотят его знать.
Ашот не доживет до седин, подумал Датамес, но скрыл свой гнев за улыбкой. Нужно сохранять спокойствие и приветливость, если он хочет завоевать крестьян.
— С овцами? — насмешливо улыбнулся он. — Думаешь, мы держим овец во дворце Акшу? По пути в Куш вы все там побывали. Что, дворец похож на овечье стойло?
Мужчины уставились на свои запыленные босые ноги. Было совершенно очевидно, что они опасаются того, что им придется поплатиться за дерзость Ашота.
— Впрочем, ты не так уж неправ. Дамы меня действительно избегают. А я избегаю их. Ищу себе подруг с золотыми волосами. Поэтому овцы не для меня. Я предпочитаю львиц.
Нарек уставился на него, открыв рот.
— Нет! Львиц?
Датамес дерзко улыбнулся. Затем указал на мотыги.
— Закон бессмертного говорит о том, что каждый из тех, кто выживет в битве, получит столько земли, сколько сможет обработать мотыгой за весеннее утро в промежуток между рассветом и полуднем. Поскольку я терпеть не могу сатрапов и жирных толстосумов, я подумал, что нужно проверить, насколько хорошо вы машете мотыгами.
— Это действительно так? — спросил Ашот.
Датамес почувствовал, что сопротивление крестьян начинает ослабевать.
— Что ж, вас ждет битва. Тысячи из вас отдадут все, а в конце получат лишь столько земли, сколько нужно для погребения вашего тела. Но я хочу, чтобы вы сражались за то, за что сражается бессмертный. За землю! И чтобы платой за ваше мужество стало то, что прочно. А теперь берите мотыги! Я хочу увидеть, сколько вы сделаете за час, — Датамес подошел к мулу и выбрал из связки мотыгу для себя.
— Ты тоже будешь копать? — недоверчиво поинтересовался Ашот.
— Конечно. Я предполагаю, что в день битвы вы будете сражаться рядом со мной и с холодным мужеством взглянете смерти в лицо. И я не стесняюсь вскопать рядом с вами кусок сухой земли. Или вы думаете, что я слишком глуп, чтобы махать мотыгой, раз уже долгие годы живу во дворце?
— Ну… — Нарек почесал в затылке. — Это ведь неправильно. Ты — барин. Ты не должен этого делать. Хочешь посмотреть, как мы копаем поле? Мы и так сделаем.
— Спорю на полную амфору вина, что за час я перекопаю больше земли, чем вы.
Нарек покачал головой.
— Мы не хотим тебя грабить. Хоть это наверняка и очень хорошее вино…
Ашот перебил его.
— Мы принимаем спор. Или кто-то еще кроме Нарека опасается лишить богатого и языкатого придворного амфоры вина?
Остальные крестьяне с ухмылкой покачали головами. Только теперь он заметил, что их группа слишком мала. Их было не десять, а девять.
— Один из вас заболел?
Нарек покачал головой.
