– Один поскользнулся, у другого сердце прихватило, третий спекся. Про Иванова я даже не вспоминаю, поскольку он еще жив. Что ни день, то несчастный случай. И ведь по большей части со смертельным исходом. А вдруг сердечный приступ у Кудрявцева спровоцирован? А Коровин? Мужчина в возрасте, неужели он не понимал, что лежать на солнцепеке опасно? Всю дорогу он пил из фляжки коньяк. Зачем? Почему? Нервы успокаивал? С чего бы? Его что-то тревожило? А вдруг ему в коньяк был подмешен яд? Но кто он такой, чтобы его хотели убить.
– О, этого человека хотели убить многие, – усмехнулся Коломиец. Оказывается, все это время он прислушивался к моему бормотанию.
– Его хотели убить многие? Было за что?
– Наверное, с чужой точки зрения – было. Николай Павлович работал прокурором, причем довольно долго.
– Ах, вот оно что. А вы его знали раньше?
– Сталкивался по службе.
– А можно поинтересоваться, кем вы работали?
– В свое время я был судьей, но это было давно, – как будто отрекаясь от прошлого, ответил Илья Кузьмич. – Так давно, что я и не помню. Я и Коровина с трудом вспомнил. Очень он изменился с тех пор. Ну да кто из нас не изменился. Все постарели, обрюзгли, волосы поседели, а у кого-то и вовсе выпали.
– Все – это кто? – осторожно спросила я.
– Ивана Петровича Кудрявцева я еще знал, – он сделал паузу, – пожалуй, и все.
– Скажите, Илья Кузьмич, а кто имел зуб на Коровина? Может, он обидел кого-то зря?
– Что значит «зря»? «Зря» это позиция осужденного, – хмыкнул Коломиец. – Когда человек идет за решетку он винит в этом всех и вся, но только не себя.
– Ну, понятно.
«В том, что вы еще на свободе, не ваша заслуга, а наше упущение, – припомнила я самодельный плакат в кабинете майора Воронкова. – Вот она – милицейская логика».
– А вообще выкиньте все это из головы, – посоветовал мне Коломиец. – Мне давно говорили, что Коровин любит заложить за воротник, почти совсем спился, а значит, и контроль над собой потерял.
– Как же он на путевку накопил, если он почти спился.
– Понятия не имею. Впрочем, кажется, ему сын подарил путевку – на день рождения.
– Хороший сын, – похвалила я отпрыска Коровина, – жаль только, что поездка неудачной получилась.
– Это точно. Стоило улетать за тысячу вест, чтобы со смертью встретиться. Но кому на роду написано в огне сгореть, тот в воде не утонет.
– И все равно, береженого бог бережет. Вы уж, Илья Кузьмич, себя поберегите.
– Страшно мне становится от ваших слов, – передернул плечами Коломиец. – А вы кем работаете? – вдруг поинтересовался он.
– Я? В данный момент – домохозяйка, – соврала я.
– То-то я гляжу, вам все интересно.
В словах Коломийца я услышала издевку и, обидевшись, замолчала.
Дорога резко повернула вправо, открывая перед нашими глазами вид на бухту изумительной красоты. Представьте себе семисотметровый пляж, который выгнут дугой, ровную полоску песка и ряд стройных кокосовых пальм.
– Бухта Интенданс, – прокомментировала Мишель. – Очень красивое место. Кстати, мы обогнули самую южную точку и теперь едем на север. Сейчас с левой стороны будет пляж Такамака с большим гранитным валуном на берегу, которому местные жители дали название Котел-гора. Валун, действительно, полый. Сверху видно, что вода в нем поднимается и опускается вместе с приливами и отливами. Еще два километра, и мы будем на месте, в бухте Голубых Кур. Откуда такое название? Каких только птиц не встретишь на Сейшелах! Если есть черный попугай, то почему не может быть голубых кур?
Автобус въехал во владения художника. Свое симпатичное шале он превратил в студию, арт-галерею и магазин, который могут посетить все желающие. Вряд ли, конечно, сам Майкл здесь живет и работает. Оговорюсь сразу, увидеть художника нам не удалось. Поскольку его мастерскую посещает ежедневно великое множество людей, то работать при таком скоплении народа просто невозможно, хотя изредка он все-таки здесь появляется. Но мы смогли познакомиться с его творчеством, зашли в магазин, в котором были выставлены на продажу яркие картины на шелке, акварели, открытки и авторские календари. Оригиналы не дешевы, но в качестве сувениров можно приобрести их репродукции. Что касается ценовой политики, то цены на работы Майкла Адамса колеблются от десяти Сейшельских рупий до восьми с половиной тысяч. Дорого это или дешево, судите сами. Я не удержалась и разорилась, купив три открытки: для себя, для Алины и для моей близкой родственницы, тетки мужа.
Промчав нас по арт-галерее и магазинчику, Мишель стала поторапливать группу сесть в автобус. Ее мало кто слушал, все столпились в магазинчике. Саньке же не терпелось попасть в деревушку ремесленников. Что он сказал, не знаю, но уже через пять минут вся та толпа, что стояла в магазине, сидела в автобусе.
– Как тебе это удалось? – спросила я. По опыту знаю, как иной раз сложно загнать туристов в автобус.
– Я им сказал, что в деревне ремесленников с четырех до пяти тотальная распродажа, все продают с девяностопроцентными скидками, а то и вовсе раздают бесплатно. Хотелось бы, чтобы это действительно было так. Я еще знаете что, тетя Марина, хочу купить? Настоящий африканский барабан!
– Рада за твою мать. У нее растет очень музыкальный ребенок.
– Вы не смейтесь. Такой барабан, который в соседнем племени был бы слышен, за много километров, ну очень громкий.
– Я думаю, такая веешь всегда в хозяйстве пригодиться, – сдерживая улыбку, сказала я.
Глава 16
Но до деревни ремесленников мы должны были еще посетить Королевскую бухту. Мишель пообещала Саньке, да и всем остальным – Санька так пропиарил деревню, что публика всем сердцем рвались туда, – что долго в Королевской бухте мы не задержимся – максимум час.
На этот раз я подсела к Зое Александровой. Она сидела через проход от Коломийца. Разрешения не спрашивала, села – и все. Девушка на меня косо посмотрела, но ничего не сказала. Мне почему-то показалось, что попроси я разрешение, она бы мне отказала.
«Действительно странная особа, – с раздражением подумала я о соседке. Должно быть, ее взгляд меня разозлил. – Вокруг солнце, пальмы, все радуется жизни, а она в серой нелепой блузе, в таких же серых и идиотских штанах до щиколоток. Кстати, судя по ярлычкам, вещи фирменные и куплены в дорогом магазине. Ну да разве не могут быть и дорогие вещи идиотскими?»
Сколько раз удивлялась, гуляя по фирменным магазинам, тем, кто покупает эту спецодежду: платья, пошитые в стиле медицинских белых халатов, и серые халаты по виду – для уборщиц. Да, хлопок, да, натурпродукт. Но этого хлопка у нас раньше было завались! Ничего не было, а хлопок был! И пуговки я эти помню – пуговки для наволочек.
Странная девушка – ничего не скажешь.
