Александр Борисович вжался в дорогое кожаное кресло, включил все освещение в кабинете, но это не помогало. Ему было страшно, невыносимо страшно!
Зачем, зачем он вырос, стал взрослым, влез в этот кошмарный бизнес? Как хорошо было в детстве, когда ни о чем не нужно было думать, когда за него все решали взрослые умные люди. Когда все было так просто и уютно! Когда можно было заплакать – и тут же его принимались жалеть и утешать.
Неожиданно за дверью кабинета послышались приближающиеся шаги. Тяжелые шаги, неотвратимые, как сама судьба.
Александр Борисович побледнел еще больше, если только это было возможно.
Неужели его ужасные посетители возвращаются? Неужели этот кошмар начнется снова?
Дверная ручка медленно, с душераздирающим скрипом повернулась.
Директор еще глубже вжался в спинку кресла и в ужасе уставился на дверь кабинета.
Дверь распахнулась, но на пороге появился не тот, кого он так боялся, не его кошмарный гость со своими спутниками. Нет, в кабинет вошли двое грубых, мрачных мужчин самого уголовного вида, но обычных! Без рогов и копыт, без запаха серы, без попугаев и котов и без живых, бойко двигающихся по паркету шляп.
– Капитан Ананасов! – представился один из вошедших, сурово глядя на Александра Борисовича.
– Капитан Гудронов! – подхватил его напарник и подошел к самому столу.
– Что же это вы, – начал Ананасов, сверля несчастного директора мрачным взглядом, как электрической дрелью болгарского производства. – Что же это вы, господин хороший, себе позволяете? Нехорошо. У вас совесть есть?
– Вот именно – совесть у вас есть? – подхватил второй, тот, который представился Гудроновым.
– Есть, – взвизгнул Александр Борисович и выскочил из-за стола. – Есть у меня совесть! Все, что угодно, только не уходите! Все вам расскажу, только не оставляйте меня одного!
– У него, между прочим, семья есть, – дожимал директора капитан Ананасов. – Жена, очень, кстати, хорошая женщина, и дети. И теща очень достойная. А он… такой удар! Прямо по голове! Черепно-мозговая травма.
Это было некоторое преувеличение: шурин Гудронова отделался легкими ушибами, но Ананасов хотел впечатляющими подробностями воздействовать на несговорчивого директора.
– Я не знал, – всхлипнул директор. – Я не хотел его убивать, совсем не хотел. Я его пригласил только для разговора, а он стал упираться. Я его ударил нечаянно…
– Убивать? Не хотел? Ударил? Нечаянно? – недоуменно повторил за ним капитан Ананасов и растерянно переглянулся со своим бравым напарником.
– Я никак не думал, что он умрет, – продолжал, всхлипывая, Александр Борисович, – а потом уже затащил его в эту будку. Я испугался. Я не знал, что делаю…
– В какую будку? – удивленно переспросил Ананасов, который всего лишь хотел пристыдить нечестного страховщика и заставить его оплатить ремонт злополучного «Пассата», пострадавшего от Сониных зубов. – В какую будку?
– В трансформа-аторную! – прорыдал Александр Борисович, уронив голову на руки.
– Та-ак, – произнес капитан Ананасов звенящим от возбуждения голосом. – Попрошу с этого места медленно и четко! Кого вы пригласили для разговора?
– Дятлова. Олега Сергеевича Дятлова.
– Кажется, мы тут имеем явку с повинной, – Ананасов взглянул на своего напарника. – Более того – мы имеем чистосердечное признание. Фиксируй, Гудронов!
– Я признаюсь, – хныкал окончательно сломленный директор. – Я во всем признаюсь. Только заберите меня отсюда! Не оставляйте меня здесь! Я боюсь, что он вернется!
– Кто – он? – Ананасов невольно покосился на дверь директорского кабинета.
– Этот с котом и с живой шляпой. И с рогами. И с говорящей птицей.
– Питиримыч, – испуганно проговорил Гудронов. – Кажется, он того, с катушек съехал.
– Что неудивительно, – Ананасов с умным видом поднял палец. – Под давлением чувства вины еще и не такое бывает. Но нас с тобой, Гудронов, его психическое состояние не должно интересовать! Нам с тобой сейчас главное что?
– Что? – как эхо, повторил Гудронов и тут же догадался: – Страховку получить!
– Это, конечно, тоже неплохо, – согласился с догадливым коллегой капитан Ананасов. – Но я вообще-то имел в виду другое. Я имел в виду, что главное для нас с тобой в настоящий момент – оформить чистосердечное признание. Потому как тогда у нас дело будет завершено и раскрываемость преступлений резко повысится. И ждет нас с тобой благодарность от начальства и даже, возможно, денежная премия в размере полутора месячных окладов.
– Я признаюсь, я во всем признаюсь, – торопливо бормотал Александр Борисович. – Только заберите меня отсюда. Куда угодно! В тюрьму, на зону – только не оставляйте здесь, в этом кабинете!
– Кажется, ты прав, Гудронов, – вздохнул капитан Ананасов. – У нашего клиента точно не все дома.
В этот момент наметанный взгляд опытного капитана упал на разбросанные по письменному столу директора бумаги.
– А это что такое? – грозно спросил он у окончательно раскисшего Александра Борисовича.
– Расскажу! Все расскажу! – не унимался тот. – И про махинации со страховками, и про фиктивные компенсации, и про поддельные медицинские счета.
– Надо же, как мы с тобой, Гудронов, сегодня хорошо поработали, – умилился собственной наблюдательности капитан Ананасов. – Тут ведь премией в размере полутора окладов дело не ограничится. Тут дело экономическое, финансовое, так что, пожалуй, не меньше двух окладов будет. Только здесь уже другая квалификация нужна, не наша с тобой. Так что звони, Гудронов, в родную контору, вызывай коллег из ОБЭПа, из отдела по борьбе с экономическими преступлениями. Скажи, что мы за них хорошее дело раскрутили!
Леня Маркиз действительно очень торопился на встречу с Алиной Дятловой. Ему срочно нужно было прояснить некоторые очень важные вопросы.
В пансионате за время его отсутствия ничего не изменилось. Все так же цвели георгины возле столовой, и собака Матильда топталась у крыльца. Алину он нашел в холле возле фикуса. Она читала глянцевый журнал и ела конфеты из большой коробки. На ней были черные брюки и лиловый свитер с высоким воротником.
– Вы же на диете, – не выдержал Леня, подойдя неслышно и отметив, что на одежде Алины нет ни одной булавки.
– Доктор, – Алина вскочила, сморщилась и выронила журнал. Столик качнулся, конфеты рассыпались. – Доктор! – Алина часто-часто заморгала, стараясь удержать слезы. – Куда же вы пропали? Я тут сижу совершенно одна, всеми забытая, в ужасных условиях, а вы как будто в воду канули. Я вам звонила, телефон отключен.
– Я был занят, – хмуро сообщил Леня, – я был занят делом.
– Как? То есть? – В голосе Алины прорвались визгливые нотки. – Вы завезли меня сюда, в этот медвежий угол, в эту богом забытую дыру и бросили на произвол судьбы! Я жалею, что доверилась вам!
