Теперь Торсон выводил новый сорт лилий, он делал это столь же обстоятельно и неторопливо, как привык делать все.
Капитан так увлекся собиранием пыльцы, что не услышал шума подъехавшего электробиля.
Некоторое время Ротанов стоял молча, разглядывая широкие плечи и морщинистую, продубленную шею капитана Торсона. Звуки музыки неожиданно смолкли, и в окне коттеджа показалось слегка встревоженное лицо женщины средних лет.
Женщины всегда первыми чувствуют прибытие вестников тревог и перемен.
– Витос! К тебе пришли…
Только теперь Торсон обернулся, выронил свои инструменты и шагнул к Ротанову.
Они обнялись, как это принято между звездолетчиками, когда встретишь друга в дальнем космосе.
Не так уж часто в дом Торсонов заглядывали друзья; может, виноват в том был нелюдимый характер Торсона или расположение их дома, удаленного от обычных пассажирских трасс. Как бы там ни было, визит Ротанова переполошил этот тихий дом.
Торсон усадил гостя на почетное место, налил ему чаю из серебряного самовара и пододвинул поближе блюдо с домашним печеньем.
Ротанов, поддавшись обаянию невинной игры в старину, пил чай из блюдца и слегка усмехался. Он все еще не мог решить, с чего начать разговор, и не знал, стоит ли его начинать в присутствии хозяйки дома, а потому не спешил.
Торсон стал говорить о сравнительных достоинствах клубничного и рябинового варенья, где-то за окном однообразно жужжали пчелы, пахло медом. Иногда порывы ветра приносили из сада острый пряный запах цветов, и почему-то хотелось верить, что за окном восемнадцатый век, что звезды приколочены к небосводу серебряными гвоздиками, а человеку некуда спешить…
К счастью, а может быть, к сожалению, все это было не так. Дважды Ротанов осторожно пытался намекнуть на деловой разговор, неинтересный женщинам, но все напрасно. Анастасия Торсон улыбалась ему обворожительной улыбкой, согласно кивала головой, но своего поста не покидала.
Наконец Торсон достал кисет и фантастическую трубку, изображавшую голову дракона.
– Неужели здесь у тебя настоящий табак? – почти с ужасом спросил Ротанов.
– Настоящий, мой друг, настоящий, давно запрещенный ассоциацией медиков. Я ведь люблю нарушать законы, ты знаешь. Выращивать, правда, приходится самому, под видом салата. Так о чем ты собирался со мной поговорить?
Ротанов досадливо крякнул и вновь посмотрел на Настасью. Торсон усмехнулся:
– После моей отставки я дал ей слово, что все дела, связанные с моей работой, решаются отныне только с ее участием. Она у меня психолог, талантливый психолог, да ты знаешь, встречался, наверно, с ее статьями в «Вестнике психологии».
– Ну что же… – вздохнул Ротанов, – в конце концов, у меня нет особых секретов. Я всего лишь хотел предложить вашему мужу место капитана на «Каравелле». Подготовка и руководство экспедицией поручены мне. Что касается формальностей, связанных с вашей отставкой, можете о них не беспокоиться. Совет утвердил для нас режим группы А.
Какую-то секунду Ротанову казалось, что Торсон не понял или понял не все, не до конца. Поза его не изменилась. Не дрогнул ни один мускул на лице, лишь дым, ядовитый и ароматный одновременно, продолжал клубами подниматься над его рано полысевшей головой. Но что-то за столом неуловимо изменилось. Все так же жужжали пчелы за окном, все так же одуряюще пряно пахли лилии, только руки Анастасии Торсон, державшие у самовара чашку, вдруг задрожали, и кипяток брызнул на скатерть.
Медленно она опустила чашку, закрыла кран самовара и вышла из комнаты, не произнеся ни слова. А Торсон все молчал, и Ротанов не торопил его. Слишком хорошо он понимал, что должно сейчас твориться в душе старого капитана, раз и навсегда простившегося с работой, которой посвятил всю жизнь. Слишком хорошо знал, что аромат чужих планет и запах пластика корабельной рубки въедаются в память крепче всех других ароматов…
Торсон вынул изо рта трубку, долго уминал табак и раскуривал ее заново. Ротанов подумал, что этот древний обычай придуман специально, чтобы дать человеку время подумать, не выдать лишних эмоций, помолчать, прежде чем ответить нечто важное.
И они молчали. Пахло медом, корицей, и тишина стояла такая, что слышно было, как стрекочут кузнечики за рекой в дальней роще.
– Послушайте, Игорь, зачем, собственно, я вам понадобился? Ведь вы зачислили в состав экспедиции Крымова, да и сами, насколько мне известно, навигатор первого класса…
И Ротанов понял, что новости в этот удаленный от столицы коттедж поступают с поразительной скоростью. И еще он подумал о том, как спокойно и точно задал Торсон вопрос о самом главном. Нет, он не ошибся в выборе капитана, что бы там ни говорили в совете.
– Вы правы. И я, и Крымов – навигаторы первого класса. Но на корабле не может быть двух капитанов, поэтому наша специальная группа не войдет в состав команды корабля. Ее задачи… – Ротанов пожал плечами, – сегодня я даже затрудняюсь их сформулировать. Они определятся на месте, исходя из обстоятельств. Одно могу гарантировать. Ни в ваши действия, ни в действия команды я и мои люди вмешиваться не будут. При любых обстоятельствах мы останемся лишь пассажирами.
– Не думаю, чтоб это было так, но хорошо хоть то, что вы это обещаете. Каковы подлинные задачи экспедиции? Об этом много говорят, слухи весьма противоречивы, и, судя уже только по этому, задача экспедиции засекречена, зачем?
– Вы задали сразу два вопроса. Отвечу сначала на второй. Задачу экспедиции решено засекретить до получения результатов именно потому, что сегодня они весьма проблематичны.
– То есть?
– То есть мы не совсем уверены в благополучном исходе. И чтобы избежать плебисцита, который, с большой долей вероятности, запретит нашу экспедицию вообще, совет решил принять на себя ответственность за выдачу нам открытой карты и режима группы А. По закону он имеет на это право в исключительных обстоятельствах.
– А что, положение настолько серьезно?
– Более чем.
– Выходит, я тоже не имею права знать истинную задачу экспедиции? В таком случае я сразу же отказываюсь от вашего предложения.
– Не горячитесь, Торсон. И не забывайте, что вы еще не дали мне официального согласия. Только после этого я смогу полностью ввести вас в курс дела. А пока могу лишь сказать, что речь идет о «черных кораблях». Если не ошибаюсь, это вы впервые назвали их так?
– Так вот оно что… Вот почему вы обратились именно ко мне…
Ротанов согласно кивнул.
Торсон встал, вытянулся, лицо его посуровело, и Ротанов, незнакомый со старыми традициями космофлота, тоже невольно поднялся, ожидая чего-нибудь торжественного и немного нелепого. Но Торсон ничего не сказал. Лишь пожал ему руку и отвернулся к окну. Прищурившись, он долго смотрел на половодье красок, затопившее сад и луг.
– Да. Вы правы. Мне довелось первым встретиться с «черным кораблем».
