– Что у тебя с этим хлыщом? – спросил Соломон, едва они покинули квартиру преподавателя.
– Я же сказала, познакомились на юге…
– Да, и дальше?
– А что дальше? Разъехались. Он в Москву, я в свой город.
– Но Филипп сейчас здесь.
– Он местный, в столице просто учится, и деда обожает, поэтому навещает его регулярно.
– Значит, вы видитесь.
– Если совпадаем.
– Слишком много совпадений, Симона, – он рычал от злости, но голоса не повышал.
– В трудовом лагере мы устраивали посиделки у костра. Пели под гитару. Филипп оценил мой голос и сказал, что я могла бы поступить в Гнесинку. И если вдруг я надумаю, дал координаты деда. Все очень просто.
Она говорила уверенно. Голос ровный, спокойный. И рука, которой она держалась за его локоть, не дрожала.
– Любая девушка на твоем месте влюбилась бы в Филиппа!
– Я не любая.
И перевела разговор на другую тему.
На майские праздники Берковичи по давней семейной традиции поехали за город. У отца была любимая деревенька в часе езды на электричке и в сорока минутах ходьбы от станции. Там он, будучи студентом-ботаником, выискивал растения для гербария. В деревеньке имелись покинутые дома. И под крышей одного из них, самого маленького, но крепкого, они прятались от дождя. А если еще и холодно было, растапливали печку-буржуйку, пока ее в девяностые не украли.
В этот раз погода стояла изумительная. Вот только приехать Берковичи смогли лишь к ночи. Шли по темноте. И сразу к «своему» месту направились. Была у них любимая полянка среди высоченных елей. В четырехстах метрах от нее деревенская околица. Это если назад смотреть. А впереди речка. Быстрая, мелкая, с живописными берегами. Крутой спуск, испещренный сосновыми кореньями. Детьми Соломон и Симона под ними прятались.
Они расположились на поляне. Развели костерок. Оба редко выпивали, но на майский пикник всегда брали с собой бутылочку. Сегодня это была «Зубровка». Крепкий напиток, но в магазине при станции не оказалось ничего приличнее.
Небо было чистым и звездным. Выпив по сто граммов, брат с сестрой улеглись на плед и стали следить за небесными светилами. Обоим казалось, что звезды не хаотично разбросаны по темному куполу небосвода, а собраны в какую-то замысловатую схему, в которой необходимо разобраться, чтобы понять и оценить ее простоту и полезность.
– Если мы разгадаем ее, то поймем тайны мироздания, – с умным видом проговорил Соломон. Но не выдержал, тут же рассмеялся.
– Я так и вижу, как эти сверкающие точки сближаются, чтобы образовать надпись: «В мироздании тайны нет, вы все уже знаете!», – в тон ему ответила сестра.
– Еще налить?
– Еще налить.
Соломон плеснул «Зубровки» в стаканы. Проверил куриные окорочка, что жарились на костре. Они выпили и вернулись в горизонтальное положение. Соломон нашел руку сестры, сжал. Его ладонь была холодной, ее – горячей. И через пару минут ее тепло наполнило и его тело. Это было так волшебно…
Пусть у них нет секса. Все равно они сиамские близнецы, делящиеся друг с другом энергией и эмоциями.
– Нам нужно поговорить, – услышал Соломон.
– О чем? – он все еще был беспечен. А пальцы сестры напряглись.
– Ты знаешь, я люблю тебя, но…
– Но? – Он попытался размять ее ладонь, чтоб вновь стала нежной и податливой, но Симона сжала ее в кулак.
– Но не так, как тебе бы хотелось.
Симона рывком поднялась. Руки брата и сестры разомкнулись.
– Я выхожу замуж, Соломон.
– Что? – глупо улыбнулся он.
– Ты слышал.
– Этого не может быть.
– Почему же? Это естественно для женщины.
– Ты же сама говорила, что у тебя есть я, и никакой другой мужчина тебе не нужен.
– Сколько мне было, когда я изрекала эту глупость?
– Пятнадцать, – машинально ответил Соломон. – Мы лежали на полу, держась за руки, и ты…
– Не заставляй меня вспоминать о том, что я хочу навсегда забыть, – резко проговорила Симона.
– И за кого же ты собралась замуж?
– За Филиппа.
– Выходит, ты меня обманывала все это время…
– Я тебя щадила.
Симона потянулась за «Зубровкой», но передумала пить. Соломон видел, что она нервничает. Впрочем, сестра и до этого вела себя немного странно: то молчала, то ни с того ни с сего начинала что-то тараторить. Она готовилась объявить брату о своей скорой свадьбе и не могла набраться смелости сделать это, пока не приняла немного на грудь.
– Я не думала, что у нас получится что-то серьезное, – заговорила она. На брата при этом не смотрела – ее взгляд был устремлен на реку, в темных водах которой отражалась полная луна. – Он слишком для меня хорош…
– Что ты такое говоришь, – возмутился Соломон. – Ты прекраснейшая из женщин, и именно ты для него слишком…
– Перестань, – перебила сестра. – Филипп – восходящая звезда рока. У него уже концерты и куча поклонниц. Он мог выбрать любую. В том числе богатую наследницу или такую же, как он, многообещающую…
– И когда свадьба?
– Торжеств мы решили не устраивать. Ни к чему. Да и не на что. Просто распишемся. Хотели в этом месяце, но примета плохая. В мае жениться – потом всю жизнь маяться. Так что в июне. Но в Москву я уезжаю уже сейчас.
– Когда?
– Нет, не в данную минуту, конечно. Но в ближайшие дни.
Соломон вел диалог с сестрой относительно спокойно. Но не потому, что держал себя в руках, просто не до конца осознавал, что происходит. Есть такое выражение: «В голове не укладывается». Вот в голове Соломона как раз это самое и происходило. Информация, которую он получил, не укладывалась. Он и так ее поворачивал, и эдак. И сминал, и сгибал. И измельчал, и вымачивал, она представлялась ему большой картонной коробкой. А не укладывалась она, и все!
– И как же мы будем дальше? – спросил он, все еще работая над тем, чтобы впихнуть коробку полученных знаний в ящик своего мировосприятия.
– Да как все.
– Я не знаю, как все.
– Перезваниваться, переписываться… Видеться иногда.
– Иногда?
– Ну да. В гости ездить. По праздникам.
– Каким?
– Да мало ли их.
Симона зябко поежилась. Да, стало еще прохладнее, вот только Соломон был весь в поту.
– Ближайший праздник – седьмое ноября, – перебрав в уме все «красные» дни, сказал он.
– Это не праздник, – повела озябшими плечами Симона, потом накинула куртку.
