Саша сидел на полке. На голове шапка из фетра с надписью «С легким паром!». Вторая в руке. Он протянул ее Ларисе. Она взяла, нахлобучила. В бане никто не выглядит секси. Не старалась это делать и Лариса.
Забралась на полок. Примостилась рядом с Александром.
– Я первый раз в своей бане парюсь с женщиной, – сказал он, не глядя на нее.
– Я вообще первый раз парюсь в бане с мужчиной.
– А раньше с кем?
– С мамой, подругами.
– С мужем?
– Никогда. Он банененавистник.
– Дурак.
– Кто спорит?
Он рассмеялся первым. Лариса поддержала.
– Хорошо, – крякнул Саша.
– Хорошо, – подтвердила Ляся.
– Как ты к березовым веникам относишься?
– Я их боюсь.
– Буду тебя сегодня пугать. Вон они, смотри… – Он указал на стену, на которой висели тазы, мочалки и… веники!
– Что, парить меня ими будешь?
– Обязательно.
– Нет, давай без этого. Я правда прихожу в ужас от этой процедуры. Не понимаю, какая радость в том, чтоб быть избитой связкой веток.
– Без этого какая баня? Нет, милая моя, готовься. – И ойкнул. – Черт, цепочку не снял, жжется… Я сейчас.
Александр стащил с шеи толстую золотую цепь, на которой болтался круглый медальон. Лариса обратила на него внимание сразу, как увидела Сашин голый торс.
– Можно посмотреть? – попросила она.
– Конечно, пожалуйста, – и протянул украшение.
Ляся поднесла его к лампе и стала рассматривать. Диаметр круга где-то сантиметров шесть. Медальон толстый, выпуклый. На нем бык, застывший в воинственной позе.
– Ты телец? – полюбопытствовала Лариса.
– Нет, я водолей. Но в гороскопы не верю, поэтому изображение никак не связано с зодиаком. Просто мне эта фигулька нравится. Медальон, в смысле.
– Мне тоже. Старинный?
– Да. Это скифское золото.
– Ничего себе, – присвистнула Лариса. – Где такое продают?
– Я не покупал этот медальон, как и цепочку.
– Подарили?
– Нашел.
Ляся оторвала взгляд от медальона и вопросительно посмотрела на Сашу.
– Опять шутишь?
– Нет, я серьезно нашел это украшение. И еще кое-что. Давно, в детстве.
Он забрал у Ларисы цепочку и повесил ее на крюк, с которого снял таз. Налил горячей воды, запарил два веника.
– Я в начальной школе учился, – начал рассказывать Саша. – В продленку не ходил, после занятий сразу к отцу на работу. Дворец культуры был моим вторым домом. А отцовская фотолаборатория – главным убежищем. Моей норой. Но я вроде тебе рассказывал об этом?
– Да, было дело.
– И в ней, в лаборатории, у меня имелся свой любимый уголок. Я забирался под стол и сидел среди коробок с фотографиями. Когда рассматривал их, когда играл, когда читал, при мне всегда был карманный фонарик, когда просто наблюдал за происходящим из своего укрытия. Тогда у меня была дурная привычка все ковырять: от болячек до стен. Как видел вздувшуюся краску или штукатурку, тут же, как говорила мама, начинал распускать пальцы. В моем любимом углу я расковырял и штукатурку, и шпаклевку. И добрался до старой кладки. Но на этом не остановился, стал гвоздем ковырять цемент. И увидел блеск.
– Это блестел медальон?
– Нет, монеты золотые. Лежали на кирпичах рядком. Я, естественно, стал продолжать свои «раскопки». Наткнулся на кольцо, какой-то наперсток, браслет пластиной. Все это, естественно, не за один день. В итоге насобирал мешочек золота.
– И никому о нем не сказал? Даже родителям?
– Никому. Это был мой секрет. Я боялся, что отец с матерью заставят меня все отдать государству. Да, за это наша семья получила бы вознаграждение, но тогда такие времена были, что не только обмануть, убить могли.
– То есть ты сразу понял, что стал обладателем каких-то дорогих, исторических вещей, а не побрякушек?
– Кто будет так тщательно прятать побрякушки? Они как минимум с дореволюционных времен. Значит, уже старинные.
Саша вернулся на полок. По его лицу катился пот, он вытирал его рукой, продолжая говорить:
– Стена оказалась очень толстой. Я ковырял, ковырял, пока не наткнулся на дерево. Решил, что это опоры строительные, у нас в городе многие исторические дома стоят на дубовых сваях, но все равно продолжал ковырять.
– Гвоздем?
– Принес из дома долото и молоток. Я был сообразительным и крайне любопытным ребенком.
– И что же?
– Смог пробить дырку в дереве и заглянуть в нее.
– Что же ты увидел? – с азартом выпалила Ляся.
– Кучу золота!
– Прямо-таки кучу?
– Да. То, что я нашел, это так, мелочовка. Как я потом понял, ее специально рассовали, чтоб отвлечь внимание кладоискателей, если такие появятся, от хранилища. Золото было очень глубоко запрятано. Да еще в дубовый ящик положено.
– И как ты из него достал то золото?
– Никак.
– То есть?
– Начались каникулы. Студия не работала. Я попал в нее только через неделю. Залез под стол, разобрал коробки, которыми маскировал дыру, заглянул в нее и… Ничего не увидел! Золото исчезло.
– Кто же добрался до него?
– Думаю, Дора. Сокровища принадлежали ее семье. Их ее прадед Марк собирал, а его сын погиб из-за этого клада. Я потом историю услышал о еврейском золоте. И хотя все ее как городскую легенду воспринимают, я-то знаю, что оно существовало.
– Так вот каким образом разбогатела преподавательница рисования.
– Кстати, именно в каникулы она уехала в Питер. И больше во Дворец культуры не вернулась.
– Просто приключенческий роман какой-то, – заметила Ляся.
– Согласен. И ты, Лариса, третий человек, которому я рассказал эту историю.
– А кто первые два?
– Мой лучший друг Бородин и… девушка, на которой я хотел жениться.
– Та самая, замужняя?
– Нет, от нее я как раз скрыл тот факт, что у меня есть золотишко старинное. Не хотел, чтоб это повлияло на ее выбор. Да и не намеревался я продавать свои «сокровища».
– То есть все, что ты когда-то нашел в том особняке, при тебе?
– До единой монетки.
– Покажешь?
– Обязательно. А теперь снимай полотенце и ложись, я буду тебя парить.
– Как снимай? – испугалась Ляся. – Под ним же ничего?
– Считай, мы в Германии, где общие бани и никто никого не стесняется.
