Книга Глориана; или Королева, не вкусившая радостей плоти, страница 111. Автор книги Майкл Муркок

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Глориана; или Королева, не вкусившая радостей плоти»

Cтраница 111

Внутри меня многообразье сфер

Все Альбионы без конца,

И Ди в одном – Король.

Она же там – Мудрец.

(Алкала бы она меня?

Противился бы я бурленью крови в ней?)

Черед миров,

Планетам несть числа,

И встречи двух из них весьма редки.

Вот рассуждение мое; поклон

(Сии рейтузы! Ах! Я стану евнух и смешон!)

«О досточтимый Ди – почтенный сир;

Столь благороден, утончен…»

(Ей не понять, как мой пылает мир

В мозгу, что ею изнурен…)


А ныне слово о Природе,

Затем о Боге, и о Благе,

И о Любви и Смерти —

Искусстве – Арифметии благой.

(Как мне сдержать прыгучий молот мой?)

«Мадам, позвольте удалиться мне?»

Еще поклон – о, мой клинок! Я весь в огне!

И вот крадусь я вон,

Стеная, прекращенья мук ища…

(Голос девочки) «Добрейшее утро, доктор Ди!»

(Ди) «Прочь, благая дева, прочь!»

(Девочка) «Совета, добрый мой мудрец, молю…»

(Ди, в сторону) (Она уймет пожар на день и ночь.)

«В постель, о дева, поспешим скорей,

Чтоб вы сочились философией моей…»


Чтобы сочились вы,

Чтобы сочились вы,

Сочились вы

Всей философией моей…

Песня Монфалькона

(Слова: Муркок. Музыка: Павли)


Я слышу, вы рыдаете в ночи,

О, Королева.

Будь вы лишь женщина, не Альбион,

Я б сладких жен оставил вмиг.

Я помню вашу жаждущую плоть,

Ваш резкий отчаявшийся вздох,

Невинность вашу, вашу похоть

Из муки вашей радость я вкушу,

Я вашим именем дышу…


Их волосы зажмут мне уши, о мадам,

Чтоб я не слышал боле, чтобы спал…

Песня Квайра

(Слова: Муркок. Музыка: Павли)


Я получил заказ загнать столь милую добычу,

Империю в лице ее Монархини,

Я не тужу и всякий день от радости мурлычу,

Развеиваю сплин ночами жаркими.

Так презирать нельзя, как ненавижу я

Ее глаза,

Ее лицо,

Ее копну волос,

А пуще прочего объект моей фиксации —

Ее невинности и благородства грация.


Ибо я – Квайр-тень,

Квайр – воришка

Идеалов и добродетели.


Я, Квайр, и малый, и удалый,

Храбр, практичен, вольный птах,

Я истребляю идеалы,

Танцую яро на гробах,

Я сокрушаю счастья миф,

Взломать его скорлупку рад,

Безделкой красочной дитятю,

Что торопится играть,

Маню всечасно В ад…


Потряси безделицей – и народ уж пляшет.

Пообещай фальшивку – и рот уж до ушей.

Скажи им, что до счастья всего ничего,

И вот они твои друзья – все до одного!


Ибо я Квайр, удалый малый,

Штандарты сожгу я в пламени алом.

Для меня все лозунги – прах.

Есть одна лишь правда – страх.


Есть одна лишь правда —

Страх.

(Демо-записи сделаны в июне и июле 1977 года.)

Отзыв о «Глориане»

«Калейдоскоп», 2 мая 1978 года


Калейдоскоп: Итак, назад – или все-таки вперед? – во времени, в мифическую Империю Королевы Глорианы, владычицы Альбиона, верховной правительницы Европы, Америки и большей части Азии:

Глориана, единственный ребенок Короля Герна VI (деспота и дегенерата, предавшего Государство и изменившего Долгу, повелевшего отсечь сотни тысяч голов, трусливого губителя своей души), Властительница, в чьих жилах течет древняя кровь Эльфиклея и Брутия, ниспровергшего Гогмагога, ни на миг не забывает о любви к ней подданных и возвращает их любовь; однако чувство сие, даруемое и принимаемое, для Королевы бремя – бремя столь великое, что она едва ли признаёт его наличие; бремя, составляющее, надобно думать, основную причину ее неимоверного частного горя.

К.: Ее частное горе в том, что Глориана – не королева-девственница, в отличие от Елизаветы I, прозванной Глорианой, – совсем наоборот. Немало покоев ее обширного дворца отданы наложникам и наложницам. Никто, однако, не может ее удовлетворить. Для Империи Альбиона оргазм стал делом государственной важности, и великий Златой Век рыцарства, мира во всем мире и просвещения, обретенных в правление Глорианы, – иллюзия в той же мере, в какой иллюзорно королевское спокойствие. Эти иллюзии лелеемы и поддерживаемы Канцлером Глорианы, лордом Монфальконом, – пауком в центре паутины, состоящей из шпионов, предателей и убийц. Главнейший рабочий инструмент Монфалькона – безжалостный, аморальный капитан Квайр, для которого злодейства сродни искусству:

Я жалостливый приятель – но лишь для слабых. Безумных и сильных я не стерплю – с такими я дерусь или же их бегу. Мои благие дела, лорд Монфалькон, подобно всем моим делам, своекорыстны. Вашей и моей службе весьма содействует моя репутация щедрой души. Мы нанимаем великую армию лояльных простаков, верующих слабоумных мужчин и женщин, скучного, сердечного, честного народа – ибо такие люди никогда не квитаются с врагами. Они вечно незамечаемы, удостаиваемы лишь снисхождения. Оттого они более прочих благодарны за мои благие дела и доставляют мне всевозможные сведения – не из жадности, а из обыкновенной преданности. Я – их герой. Они поклоняются капитану Квайру. Они простят ему любое злодеяние («у него имеются на то причины») и защищают его, как могут, от любых последствий. На них держится любая интрига.

К.: В какой-то миг король бесстрастного порока и Королева холодной, иллюзорной добродетели соединяются; такова сочная плоть сюжета Майкла Муркока. В примечании на шмуцтитуле автор настаивает на том, что, несмотря на имя «Глориана», брыжи и дублеты, а также присутствие исторических лиц XVI века вроде доктора Ди, это «ни „елизаветинская фантазия“, ни историческая беллетристика». Оттого я в некотором замешательстве обращаюсь к Питеру Акройду, литературному редактору «Спектейтора». Если роман – не то и не другое, что он вообще такое?

Питер Акройд: Что ж, я полагаю, это своего рода притча. Многие великолепные современные прозаики отказываются от реализма как формы и обращаются к притче как способу исследовать и создавать новые миры. Я думаю, в сегодняшнем контексте данный процесс очень важен – благодаря ему мы избегаем ограниченной беспримесности реализма, и он позволяет писателям быть изобретательнее, осваивать новые территории, давать волю воображению. В данном случае, например, Майкл Муркок использует нагромождаемые один на другой образы; он придумывает цветистые неологизмы. На всем протяжении книги чувствуется неизбывное напряжение почти маниакальной изобретательности, и это чрезвычайно важно. Разрушив плотину реализма, ты позволяешь явиться иным формам, которые до недавнего времени считались чуждыми. Ты задействуешь, к примеру, фэнтези, задействуешь аллегорию, задействуешь притчу – и магию определенного рода тоже.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация