– Секретарь, быть может? – Леди Блудд мигнула, в шоке от своей же тарабарщины. Она вновь опала.
Глориана опечалилась, затем подавила эмоцию. Квайр, моментально уловив суть, враз переменился в тоне:
– Мое ремесло – служить Королеве любым желанным ей способом. Пусть она решит мою судьбу.
Та взяла его за руку и усадила меж собой и леди Блудд.
– Здесь потребно немалое размышление. Я расспрошу вас, капитан, относительно ваших умений и навыков.
На террасе наверху объявился сир Орландо Хоз. Он носил обыкновенные оттенки темных цветов, багряного и синего, ибо присоединился к трауру, наряду с большей частью двора, по лорду Ингльборо, чьи похороны имели место ранее. Чернокожий, Хоз смотрелся почти тенью, но Квайр заметил взгляд, что задержался на маленькой Алис, плясавшей и строившей глазки своим возлюбленным. Квайр был на редкость удовлетворен ее работой. Она сделалась его подсадной сучкой, и он взрастил в ней вожделение к вероломству, как иной взращивал бы вожделение к злату либо удовольствию.
Сир Орландо замешкался, явно огорчен видом частного карнавала, а возможно, что и смущен дальним эхом костюмов собственных прародителей. Затем он неспешно сошел по лестнице в сад, снимая черную шляпу с пером, поклонился.
– Ваше Величество. Лорд Ингльборо внесен в гробницу.
Королева не поддалась вине, как за минуту до того не поддалась грусти.
– Похороны прошли хорошо, сир Орландо?
– Их посетили тьмы и тьмы, Ваше Величество, ибо лорд Ингльборо был любим народом.
– Как и мы любили его, – сказала она твердо. – Народ известили о нашей невозможности присутствовать?
– Ввиду недужливости, вестимо. – Он приосанился и принялся всматриваться в пейзаж.
– Чересчур горя видела я в прошедшие месяцы, – сказала она ему. – Я буду помнить Ингльборо живым.
Сир Орландо посмотрел на сира Томашина:
– Нам не хватало вас на поминках, сир.
– Я смотрел, как Лисуарте погребают. Сего было достаточно. Я не любитель формальных церемоний, как вы знаете.
Сир Орландо был порицающ. Его мнение о сире Томашине не бывало ниже. Капитана Квайра он не признавал вовсе.
– Лорд Монфалькон говорил от имени Королевы, Ваше Величество, – продолжил он. – Как ее представитель.
– О том нас уже оповестил сир Томашин.
– Он со мной. И лорд Канзас. Он послал меня вперед, дабы поинтересоваться…
– Вероятно, он предпочел бы побеседовать ныне вечером? – предположила она.
– Он изнурен событиями сего дня. Было бы лучше всего, Ваше Величество, повидай вы его сейчас же. – Сир Орландо указал на террасу. – Он по другую сторону ворот.
Королева вопросительно взглянула на Квайра, тот пожал плечами, молча соглашаясь. Злить Монфалькона пренебрежением не стоило. Пока что.
– Мы примем джентльменов, – сказала Глориана.
Еще поклон, и сир Орландо возвернулся к воротам, дабы привести лорда Монфалькона и лорда Канзаса, тоже облаченных в траурное.
Квайр видел, что Королева виновато осознала невоздержанность своего наряда. Он сжал ее руку и зашептал:
– Они посадят тебя на мель, коли смогут. Помни мои слова: не доверяй никому, кто внушает тебе чувство вины.
Она встала, будто он управлял ею, и пошла, расплывшись в улыбке, здороваться с тройкой нобилей.
– Милорды, благодарю вас за столь скорое посещение. Похороны провелись, как меня известили, с должным достоинством.
– Вестимо, мадам. – Монфалькон отвесил медленный поклон. Канзас последовал его примеру. Девствиец был взволнован и сочувствен, Монфалькон – лишь обличителен. Созерцая Канзаса, Квайр ощутил укол тревоги. – Вы простите нас за вторжение в ваши… – Монфалькон многозначительно окинул свирепым взглядом сад и его насельников: —…Игрища.
– Конечно, прощаем, милорд. В столь меланхолические времена нам должно себя отвлекать. Ничего хорошего не выйдет из тягостных дум о смерти. Мы должны быть оптимистами, верно?
Такие речи из ее уст были непривычны, и Монфалькон взглянул на Квайра как на подозреваемого в авторстве.
– Вы не присоединитесь к нам, милорд? – вопросил Квайр с деланым смиренномудрием. Затем, словно бы сдерживая ехидство: – Однако я забылся. Лорд Ингльборо был вашим дражайшим другом.
– Вестимо. – Монфалькон смотрел сквозь Тома Ффинна. – Все мои друзья сгинули. Ныне я должен полагаться лишь на себя.
– Вы – крепкий центральный столп Державы, – подольстилась Глориана, соединяя свою руку с Монфальконовой. Тот дернулся, будто желая высвободиться, однако учтивость взяла верх, а равно и привычка.
Он дал ей подвести себя к лабиринту.
– Мой визит небеспричинен, мадам.
Лорд Канзас, капитан Квайр и сир Орландо Хоз крались вслед за сей парой – три перелетные птицы, черные и несовместные.
– В чем же его причина, милорд?
– Государственное дело, мадам. Должно без промедления собрать Тайный Совет. У нас новости. Без вашего водительства не обойтись.
– Тогда я созову Совет наутро. – Она горела желанием показать, что не забросила Долг вообще.
– Лучше бы еще сегодня, мадам.
– Мы развлекаем ныне наших друзей.
Они вошли в лабиринт. Монфалькон исчез с головой, что до Глорианы, ее голова виднелась, наряду с одетыми в шелк плечами, над верхушкой кустарника. Квайр шагнул внутрь, за ним Канзас и, наконец, Хоз.
Леди Блудд захихикала с места, где обреталась. Она видела рыжеватые, усеянные рубинами волосы Королевы. Она видела тулью шляпы Орландо, верхушку головы лорда Канзаса с шапкой и перьями. Уэлдрейк пришел и сел рядом, желая знать, отчего она смеется. Она показала. Два видимых лица в различных точках лабиринта были замогильно серьезны. Покачивающиеся перья казались пернатыми падальщиками, что поспешали поверху живой изгороди. Даже Уэлдрейк, занятый виршеплетством, позволил себе улыбку-другую.
– Зачем они отправились в лабиринт? – спросил он.
Леди Блудд не могла дать ответ.
Когда доктор Ди, сменивший черное на бледновато-лиловые одежды, явился с Гермистонским таном в черном траурном одеянии своего клана, он и вовсе не раскусил соли шутки.
– Где капитан Квайр? – осведомился тан, возлагая ручищу на рыжую бороду. – И что се за идолопоклонство? Неужто Двор вконец лишился благочестия? Отчего все так наги? Сие при Ингльборо, едва лишь упокоенном?
Мастер Уэлдрейк сказал:
– Сие к удовольствию Королевы. Ей прискучила компания Смерти.
– Капитан Квайр, – сообщила леди Блудд с многозначительной веселостью, – внутри!
Тан и Ди вгляделись в лабиринт.
– Все надрались, я полагаю, – мягко сказал тан, предлагая объяснение и возможное оправдание. – Впрочем, от нашего гостящего мудреца я сего не жду. – Он говорил о Квайре, коего считал величайшей своей добычей.
