Наутро пришли новость о Рэнслее и известие о том, что сир Вивиан скончался после падения. Королева, чей настрой был нов и сбивал с толку, приняла обе смерти со своего рода стойким смятением и велела послать за Томом Ффинном. Она намеревалась обсудить проблему исчезновения из дворца Хлебороба, хотя всем уже было ведомо, что тот ускакал на юго-восток по Дуврскому тракту и почти определенно подался к родичам.
Квайра Глориана не отвергала, но более с ним не советовалась. Она по-прежнему выказывала ему любящую отрешенность матери в отношении прелестного, но трудного дитяти. И она разрешила ему отправиться с нею, когда, облачившись в инкрустированное одеяние, надев корону и взяв державу и скипетр, вернулась в Палату Аудиенций, кою почти забросила. Шагая по Приемным Палатам, она приветствовала изумленных просителей, кои давным-давно оставили всякую надежду на заветную встречу. Она держалась сдержанно; она держалась дружелюбно. Ее человечность почти исчезла, она была немногим более формы: монархиня. Квайр шагал следом, кивал и кланялся тем, кого знал, лучась уверенностью, что в кои-то веки была не совсем с ним, в попытке произвести впечатление, будто он наконец уломал Королеву исполнить свой долг.
Она водворилась на трон, и капитан уселся на кресло у подножия постамента: кресло графини Скайской. Был призван, но не явился незамедлительно лорд Монфалькон.
Лорд Шаарьяр стал первым иноземным посланником, коего она приняла. Он не сводил глаз с Квайра, не смея вопрошать даже взглядом. Он был высок и самодостаточен, в шелках, и стали, и золоте.
– Милостивое Величество. Мой господин Гассан, Всеславный Калиф Арабии, шлет свои приветствия и просит меня выразить наиглубочайшую привязанность к вашей персоне. Привязанность, просит он меня сообщить вам, куда глубже простого восхищения наикрасивейшим, наилюбимейшим, наипочтеннейшим сувереном мира, правителем наимогущественнейшей и наиблагороднейшей из Империй. Он не дождется мгновения, когда вы дадите ему знак того, что разделяете сию привязанность, дабы он смог примчаться к вам и помочь вам в сей беспокойный час истории.
– Беспокойный час, милорд? – Она казалась удивленной. – В чем же заключено его беспокойство?
– Ну, Ваше Величество, ходят слухи. Некоторые ваши подданные – непослушны и неразумны – не повинуются вашим желаниям…
– Незначительный сугубо внутренний спор, милорд.
– Разумеется, Ваше Величество. – Он не произнес более ни слова. На Квайра он не смотрел вовсе.
Квайр, однако, понимал, что Шаарьяр может счесть себя преданным и, в свою очередь (ибо терять ему было нечего), предать Квайра.
Двери Палаты Аудиенций распахнулись, застонав несмазанными петлями. Вошел Монфалькон. На нем были черные официальные одеяния и золотая цепь. Его серое лицо исказилось, на скулах появились красноватые узелки, смахивающие на румянец пьяницы, свидетельство того, что множество ночей он едва смыкал глаза. Его взгляд дергался, когда он смотрел на Королеву, затем на Квайра, затем на Шаарьяра. Одна рука Монфалькона укуталась в тяжелые складки накидки, будто он, дабы удержаться на ногах, вцепился в свой же костюм, и, когда он заговорил, его голос был бурен, рван:
– Ваше Величество за мной посылало?
– Мы надеемся, что никоим образом не затрудняем вас, дорогой лорд Монфалькон.
Его взгляд искрился подозрением:
– Чем именно мы тут заняты?
– Мы даем аудиенцию, милорд. Мы ведем дебаты о важных материях Государства.
Монфалькон воздел палец.
– Тогда к чему здесь он? Сей соглядатай. Сир Орландо поведал мне о записке.
– Записка ни о чем не сообщала. – Королева вещала все так же легко. – Улик против капитана Квайра не было.
– Улики повсюду, – сказал Монфалькон. – В ваших собственных деяниях. – Он вперил взор в лорда Шаарьяра, изображавшего смущение. Умолк.
Лорд Шаарьяр жаждал остаться, однако не мог, согласно обычаю, так поступить. Он откланялся и удалился, покидая троицу в бескрайности залы, залитой теплым осенним светом, на коем гобелены, панно и стенные драпировки заиграли ярчайшими красками.
– Мы искали вашего совета, милорд, – сказала Королева мягко.
– Я его дал. Я поведал вам, что надлежит делать. Оставьте Квайра. Оставьте свои тайны. Оставьте распутное эпикурейство!
– Моих подопечных? Моих детей?
– Оставьте всё.
– И вы оставите ваши собственные тайны, милорд? – вопросила она.
– Что? – Свирепый взгляд на Квайра. Тот смог дернуть головой, давая Монфалькону понять, что ничего не говорил.
– Мы слышали о том, что вы еще раз побывали внутри стен. Мы воспретили стены вам и кому бы то ни было. Мы повелели закрыть входы.
– Входов слишком много, как я обнаруживаю. Возможно, сотни.
– Сие верно, капитан Квайр? – задала она вопрос.
– Не ведаю, мадам, – ответил он невинно.
Глориана засмеялась.
– Ах, капитан, полноте. Вы – злодей из стен. Признайтесь. На сие указывают ныне все улики. Я вас не обвиняю. Быть может, с помощью лорда Монфалькона вы сможете избавить нас от созданий, что нас весьма сокрушают и почти определенно порождают чуму смертей. Таково очевиднейшее объяснение. А потому я предложила бы вам известить Державу о нашем решении. Мы должны сообщить каждому, что отыскали убивцев и злочинцев, таящихся в самых корнях Государства, – что сими преступниками причинены все наши недавние треволнения; что они умертвили леди Мэри и других, совратили иных из наших советников (ныне мертвых или беглых), пытались отравить самоё Королеву. И мы заверим каждого в том, что, свершив сие открытие, пошлем внутрь стен экспедиции, дабы изничтожить всякое находимое там существо.
Квайр улыбнулся. Она нашла, пожалуй, единственное средство поспешно сплотить дворян во имя общей цели. Идея была хитроумна, и капитан восхитился Глорианой, пусть та и грозила его собственным планам.
– Стены? – Монфалькон потер веки, мямля что-то про себя. – Нет – надо кое-что сделать – в стены никого слать нельзя. Не сейчас.
– Что вы говорите, милорд? Я вас не расслышу.
Квайр расслышал и вскочил на ноги.
– Блестящий план. Соединим силы, лорд Монфалькон?
Лорд-Канцлер облекся презрительностью.
– Стенной сброд – не причина нашего разложения. Низменные аппетиты – вот причина. Скверная кровь. Здесь язва, и ее должно выжечь. Все зло надобно вымести из дворца. Все!
Квайр поджал губы.
– Мы, однако, могли бы начать со стен, милорд. – Он притворно потакал Монфалькону. – Сперва гниль внутри, затем гниль вовне, а?
Лорд и не собирался его слушать.
– Им должно умереть, – сказал он Королеве. Дрожа, шагал он в глубь Тронной Залы. – Никакой двусмыслицы. Не теперь. Покажите Альбиону, что вы чисты, истребив внутри дворца всю нечистоту!
