– Но ведь и я не читал письма, – напомнил ей мужчина, маленькими глотками опустошая свой стакан. – Я не читаю по-русски, так что понял только цифры. Да, кстати… Вот о чем я думал весь вчерашний вечер…
Он не торопился продолжать, намеренно медленно (как казалось Александре) нарезая тонкими ломтиками сыр, раскладывая по картонным тарелкам салат, протирая салфеткой нож. Его губы были педантично поджаты, он священнодействовал. Художница следила за ним, внутренне кипя от возмущения, которое приходилось сдерживать. Кража письма была так же необъяснима, как и его содержание. «Уехать бы домой скорее!» – внезапно пронеслось у нее в голове. И она поразилась тому, что могла так думать, не имея в перспективе даже места, куда можно было вернуться.
– Когда Надя звонила в Москву, она ведь говорила по-русски? – неожиданно спросил Эльк.
– Разумеется! – изумленно ответила Александра.
– И говорила так, будто торопилась… Ты мне сама сказала.
– К чему ты ведешь?
– Записку для тебя она написала тоже по-русски. Или опять торопилась и потому написала очень кратко, или боялась сказать слишком много… – Мужчина словно не заметил ее вопроса. – Мне кажется, такую записку можно написать только когда за тобой следят, ты боишься чего-то… Даже за несколько секунд можно выразиться яснее, если за тобой никто не следит. Прямо написать, что случилось. А тут – шифр.
– Верно! – согласилась Александра.
– Из этого следует, что и во время звонка, и пока она писала тебе записку, за ней наблюдал кто-то, кто хорошо знал русский язык. Например, при мне Надя могла бы писать и говорить что угодно, я все равно бы не понял.
Пришла очередь Александры держать паузу. Она молча смотрела, как Эльк, взяв наполненный стакан, прохаживался по крошечному дворику. Он остановился у низкой, покосившейся оградки, глядя на зеленое поле, за которым в полосе жемчужного тумана тяжело дышало невидимое близкое море. Из тумана вынырнула чайка, взмыла ввысь, блеснула белой вспышкой магния на солнце, ослепив глаза, и пропала, сделавшись невидимой в ультрамариновом, ярком декабрьском небе.
– Ты прав… – негромко проговорила Александра. Она не рассчитывала, что Эльк ее услышит – он стоял в дальнем конце двора. Но то ли двор был мал, то ли тишина в крошечном поселке стояла нерушимая – мужчина тут же обернулся.
– Понимаешь, о чем я? – спросил Эльк, поднося к губам стаканчик. – Она общалась с кем-то из своих. Ей было что скрывать от этого человека. Ясно одно – тот человек явно не понимал, что такое отель «Толедо», а ты, получается, должна понимать.
– Но не понимаю… – упавшим голосом произнесла Александра.
– Значит, Надя чего-то не предусмотрела… Важно найти отель! Очень важно, раз она соблюдала такую таинственность, передавая эту информацию!
Женщина в отчаянии сдавила ладонями виски, уставившись прямо перед собой:
– Но что же я могу сделать?!
– Не беспокойся… – Приблизившись, антиквар дружески погладил ее плечо. – Скажи, кроме Барбары она общалась здесь с кем-то из русских? Имела деловые связи? Дружеские? Какие-то еще?
– Нет… Мы с ней как-то обсуждали наши контакты в Амстердаме. Я назвала ей тогда русских друзей, у которых сейчас остановилась. Она поняла, в каком доме они живут, рядом с британским консулом… Но сказала, что с ними не знакома. Сама она навещала только Барбару…
– А Барбара делает вид, что ничего о ней не слышала, – подхватил Эльк. – Врет, хотя ее можно поймать на лжи. И на вечеринку вчера не явилась, явно боялась разоблачения. Ей очень неудобно, что рядом с тобой все время нахожусь я! При мне врать не так-то просто…
– Да, но… Она ведь первая пригласила меня на вечеринку! – напомнила окончательно сбитая с толку художница.
Эльк, запрокинув голову, расхохотался тем мальчишеским, задорным смехом, который Александра так у него любила.
– Скажешь тоже! Она и не собиралась приходить! Сейчас для нее каждое появление на публике – травма. Долги, развод, суды… Она страшно самолюбива. Я больше не сомневаюсь, что свидетелем написания письма была Барбара…
– Если у Нади за полгода не появилось других русских знакомых, которых она могла бы опасаться! – пробормотала Александра.
– Вряд ли! – бросил Эльк. – То, что Барбара от тебя прячется, указывает на нее. Как я сразу не догадался… Ну что же, – встрепенулся мужчина, поднимая взгляд на небо, которое постепенно затягивали плотные серые облака. – Погода портится… Возьмемся за пирог?
Большой, круглый пирог с вареньем был венцом трапезы. Свежий, румяный, купленный, судя по надписи на коробке, в дорогой старинной кондитерской, он показался Александре сделанным из жеваной бумаги и совершенно безвкусным. Она с трудом заставила себя проглотить первый кусок и попросила кофе, сославшись на то, что от вина у нее разболелась голова. Эльк позаботился обо всем: в корзине нашелся и термос с очень крепким черным кофе. Выпив чашку, Александра не почувствовала облегчения. Голова по-прежнему была тяжелой и мутной, мысли путались. Она отгоняла от себя картину, которая не давала ей покоя: Надя второпях пишет письмо в гостиной отеля, Варвара, стоя рядом, наблюдает за каждой выводимой буквой… В этой картине было что-то не то, что-то, никак не вяжущееся с логикой. «Варвара впервые слышала об отеле «Толедо», вне всяких сомнений. Когда я произнесла это название вчера, она никак не отреагировала. Значит, писали не при ней… Этот шифр должна была понять одна я, но у меня к нему не оказалось ключа. Надя перестраховалась. Значит, очень боялась, если не выразилась яснее. И сейчас, что бы ни говорил Эльк, она может быть в опасности… Или уже мертва, как он сам предполагал вчера!»
Первые капли дождя упали на щелястую серую столешницу, коснулись рук женщины, ее шеи, затылка, как осторожные поцелуи. Очнувшись, Александра подняла голову и обнаружила, что небо сплошь закрыто низкими рыхлыми облаками. Погода, как всегда в этих низинных краях, сменилась мгновенно, так же резко, как менялось настроение Элька. Больше не верилось в яркое солнечное утро. Вся округа разом потемнела и словно постарела, домики смотрели угрюмо, вода в обводном канале сделалась черной и покрылась частыми рябинами от дождя. Эльк протянул руку:
– Идем в дом, переждем! Дождь сейчас кончится!
– Может быть, лучше уедем? – нерешительно спросила она, поднимаясь из-за стола. – Кажется, это надолго…
– Нет-нет. – Эльк, взяв ее под локоть, повел к крыльцу. – Ветер юго-восточный, он сейчас нагонит ясную погоду. Несколько минут, и все изменится. Уж я знаю…
Войдя следом за своим спутником в сени, где крепко пахло прогнившими сырыми досками и плесневым грибком, Александра вновь замешкалась. Этот крошечный дом с черной, словно траурной дверью, с большими тусклыми окнами, глядевшими с укоризной, как подслеповатые старческие глаза, смущал ее. Он словно следил за ней, стерег каждое движение гостьи, пытался понять, по какому праву она здесь находится. Эльк, проведя Александру в первую комнату, где в полутьме были едва различимы большая кирпичная печка и несколько старинных громоздких комодов, сбегал в машину и вернулся со стопкой пледов:
