Князю Федору ничего не оставалось, как отойти от Маши и с
немалым усилием втолкнуть на лошадиную спину тучную фигуру разъяренной, а
оттого еще более неуклюжей, чем всегда, Натальи Алексеевны.
Остальные охотники тоже не спешивались, хоть собрались
поодаль веселой громкоголосой кучкой, разглядывая что-то. Гонка закончилась, и,
оказавшись ближе, Маша поняла, что несчастная лисица, назначенная жертвою
царской охоты, обрела свою судьбу.
Поджарый, смуглый, похожий на калмыка стремянный, скалясь в
улыбке, прижимал к траве голову едва живого зверька, а троица главных охотников
– Петр, Елисавет и Долгоруков – смотрела на нее с таким восторгом, как если бы
это была по меньшей мере тигрица-людоедка.
– Вот, погляди, князь Федор! – торжествующе выкрикнул Петр.
– Ты там с баба… – Он осекся, прыснул и тут же поправился: – Тьфу, с дамами
копошился, а мы тут затравили добычу.
– Suum cuique
[27], – с легким поклоном ответил князь Федор.
– Однако примите мои поздравления.
Молодой царь растерянно моргнул и сразу сделался похож на
того, кем он, в сущности, и был, – на недоучившегося отрока.
– Понимаю, ты – завидуешь! – воскликнул он заносчиво. –
Правда, что богу – богово, кесарю – кесарево. Но коли хочешь, я дам тебе добычу
пришибить.
Pука Маши дрогнула на поводу, и кобылка ее нервно
переступила.
– Не велите казнить, велите миловать, государь, – с
нарочитой серьезностью проговорил молодой Долгоруков. – Однако же я слишком
долго пробыл в чужих краях и позабыл некоторые слова, прежде вполне привычные.
Иван хмыкнул: не напрасно, ох, не напрасно дядюшка Василий
называл Федьку хитромудрым! Эк вывернулся от гнева государева!
– Уж лучше латыни не знать, нежели родной речи! Пришибить, –
сказал царь, – по-нашему, по-русски, означает просто-напросто пристукнуть.
Желаешь?
Краем глаза Федор увидел, как Мария снова стиснула поводья.
– Судите сами, ваше величество: ежели я забыл слово, неужто
могу помнить действие, им обозначаемое? – невозмутимо вопросил Федор.
– Э! – покровительственно засмеялся Петр. – Это просто-запросто!
Берешь арапник – и кнутовищем пришибаешь лису в голову, ударом по переносью! –
Он взмахнул арапником над головою лисы, и несчастное создание содрогнулось,
взвизгнуло, словно чуя, что следующий удар будет его. – Только надо непременно
убедиться, что она более не жива: лисицы, как известно, хитры и часто
притворяются мертвыми! Ну как? – не унимался Петр. – Желаешь попробовать?
– Боюсь промахнуться, государь! – сухо проронил Федор, не в
шутку начиная опасаться этой настойчивости. Черт с ней, с лисой, – нельзя
показаться Марии таким же бессмысленно-жестоким, как остальные. Он кожей
чувствовал ее отвращение к происходящему и не хотел, чтобы даже мелочь
тревожила ее или испортила мнение о нем.
– А ты попробуй руку набить! – Петр выхватил из-за пояса у
стремянного арапник, сунул Федору. – Вот так, на борзой! На борзой! – И он
взмахнул кнутом, целясь по тонкой, изящной морде белой поджарой борзой – одной
из тех, которые только что самозабвенно гнали для него несчастную лисицу и
доставили победу.
Маша вскрикнула. Князь Федор взмахнул своим арапником – два
кнутовища перехлестнулись. Рывок был так силен, что Федор не удержал рукоять, и
его кнут отлетел в сторону. Стремянный, державший лисицу, изумленно вскрикнул,
всплеснул руками… лиса, казавшаяся уже неживой, метнулась рыжей искрою,
вспыхнула средь зелени – и бесследно исчезла, словно погасла в густой траве.
Глава 10
Коррида по-русски
– Ч-ч-что?! – не воскликнул, даже не прошипел, а как бы
просвистел Петр, и лицо его побагровело от гнева.
Федор на миг оцепенел – этот перекошенный лик и впрямь
внушал страх! Он растерялся, не зная, что сказать, что предпринять, и в тот же
миг ощутил такой тычок в поясницу, что невольно изобразил некое подобие
поклона, и чей-то голос сзади воскликнул:
– Больно уж вы торопливы, князь! Следовало бы подождать,
пока его величество вам преподаст урок, а уж потом повторять!
Федор, пребывая в полусогнутом состоянии, тупо глядел на
руки Петра, ломающие кнутовище. Этот голос был так заносчив, что он не сразу сообразил:
ведь говорит Мария! И, не успев удивиться, Федор сообразил: да она пытается
спасти его! Она подсказывает ему, как оправдаться перед царем за несусветную
дерзость! Надо полагать, именно она столь замечательным образом вынудила его
согнуться в три погибели, давая Петру доказательства нижайшей покорности. Да,
чуть ли не десять лет прожив в другой стране, привыкнув полагаться лишь на себя
и подчиняться только себе, Федор подзабыл, что такое Россия, что такое власть в
России! Она требует прежде всего нерассуждающей покорности, как и везде на
Востоке. Да, забылся он, забылся не ко времени… спасибо, напомнили! Федор едва
сдержал смех: кто бы мог подумать, что эта нежная, молчаливая особа способна на
такие тычки и на такую стремительность мыслей и поступков. Впрочем, она ведь
играет в шахматы, а значит, умеет и мгновенно оценить ситуацию, предвидеть
действия противника. Иного не остается, как ей подыграть.
И он выдавил:
– Простите великодушно, государь! – кое-как осмеливаясь
разогнуться и взглянуть на Петра.
А тот словно и забыл о провинившемся: его взор был исполнен
недоумения – впрочем, это же чувство отображалось во всех глазах, устремленных
на Марию, сейчас отнюдь не напоминающую ледяную статую.
– Экая ты оказалась проворная, Машенька! – протянула
Елисавет, неприязненным взором меряя разгоревшееся лицо, сверкающие глаза,
высоко вздымающуюся грудь.
– И с коня по такому случаю сама сошла, – как бы про себя
проворчала Наталья, переглянувшись с теткой. И ушлый женолюбец Иван Долгоруков,
который был весьма проницателен, когда дело касалось прекрасных дам, вдруг с
изумлением угадал, в чем причина стычки этих трех особ, которые, право слово,
сейчас готовы забыть свое высокое положение и вцепиться друг другу в волосы.
Вернее, не в чем, а в ком: причина стычки заключена была в мужчине, и этим
мужчиной, к величайшей Ванькиной досаде, был не он. Ай да Федька, ай да пройда
заграничная! И когда успел?! Ну, заметит государь, что Елисавет не в ту сторону
глазами сверкает, – достанется Долгоруковым на орехи!
А Елисавет и впрямь не унималась: ревниво блестя глазами,
так и напирала на Марию:
– Осмелела наконец? То слова от тебя не дождешься, а то…
