— Слушай, — пробормотал наконец Шумилов, — может, ты оставь меня, а? Я, как Роман…
— Заткнись, — негромко, но увесисто обронил Чепрагин, затянув ногу сержанта в невыносимо тугую повязку. — Прорвемся.
Просовывать ногу в ботинок не стоило и пытаться — она так разбухла в щиколотке, что вошла бы туда только после серьезной обработки на токарном станке.
— Придется тебе босиком… — хмуро бросил Чепрагин, критически оглядывая свое творчество. — Теперь Панкрат может на нас не рассчитывать — первым делом тебя надо к нашим доставить, в больницу…
Шумилов нетерпеливо дернул плечом:
— Кончай базар, лейтенант. Будет нам с тобой больница, и хорошо, если не психиатрическая. Чепрагин криво усмехнулся:
— Ну вот, уже в себя приходишь. Давай дальше ковылять, что ли…
Сержант ухватил его за плечо сильными, словно клещи, пальцами. В другую руку взял ботинок (когда-то же его придется снова обуть!), через плечо перебросил ремень “АКМ” с ополовиненным рожком.
— Поехали…
Они снова двинулись по тропе, чутко вслушиваясь во все посторонние звуки.
Боевики, видимо, решили оставить их в покое. Причины для этого у чеченцев были весьма веские — после того, как Роман взорвал себя, а заодно еще четверых бандитов, их осталось не так уж много, чтобы продолжать погоню. Гортанные выкрики команд на чеченском языке вскоре затихли далеко внизу. На то, чтобы преодолеть остававшиеся до перевала сто пятьдесят метров, спецназовцы затратили почти пятнадцать минут — тропа пошла круто в гору, и карабкаться приходилось с удвоенной осторожностью, предварительно ощупывая каждый камень. На одном из участков тропы они едва не сорвались — пласт грунта, подмытый дождями, ухнул вниз, и нога Чепрагина ушла в пустоту. В последний момент он успел ухватиться за какое-то худосочное деревце и повис, а Шумилов, выронив ботинок, обеими руками вцепился в его куртку. Корни дерева готовы были вот-вот вылезти из каменистой почвы, когда лейтенанту наконец удалось нащупать опору.
Кряхтя почти по-стариковски, он выбрался обратно на тропу, вытянув за собой сержанта.
— Дерьмо! — сплюнул тот, морщась от боли в ноге. — Ботинок потерял!
— Зато голова на месте, — отозвался Чепрагин, бросая по сторонам настороженные взгляды.
Ему вдруг почудилось какое-то движение в редких кустах на гребне перевала, но разглядеть хоть что-то за густой пеленой тумана, неподвижно висевшего в холодном воздухе, не удалось.
— Надолго ли такое счастье, — мрачно парировал Шумилов. — Куда теперь-то?..
Чепрагин вздрогнул от неожиданности — там, где еще мгновение назад ничего, кроме облетевших кустов, не было, выросла вдруг фигура в камуфляже, неуловимо знакомая. Он вскинул было автомат, готовый без долгих раздумий нажать спусковой крючок, но был вовремя остановлен негромким окриком:
— Все нормально, это я…
Услышав голос Суворина, Чепрагин удивленно опустил оружие. Сержант вскинул голову — он уже не чаял увидеть Панкрата в живых.
— Поднимайтесь ко мне, — проговорил тот. — Надо уходить как можно быстрее.
Увидев, однако, что Шумилов не может передвигаться без помощи Чепрагина, Панкрат быстро спустился вниз по тропе и подставил сержанту свое плечо. Вдвоем они подняли Шумилова наверх в считанные секунды.
— Перелом? — полуутвердительно спросил Суворин, кивая на туго спеленатую щиколотку сержанта. Тот пожал плечами.
— Трещина, скорее всего…
Какое-то время они молчали. Наконец Панкрат осторожно спросил:
— Остальные?..
— Погибли, — тихо ответил Чепрагин. — Рахубу подстрелили. Роман сам себя подорвал…
— И парочку этих ублюдков заодно, — добавил Шумилов.
В глазах сержанта сверкнул мрачный огонь. Панкрат не стал ничего говорить. В какой-то мере он чувствовал себя виноватым в смерти этих ребят — не задержись он в пещере, чтобы забрать и перепрятать ноутбук, а присоединись к ним, все могло бы быть несколько иначе… Хотя никто не знает наверняка.
— Спуститься бы да похоронить ребят… — произнес вдруг сержант. — Чеченцы вроде убрались.
Чепрагин недоумевающе посмотрел на Шумилова.
— Думаешь, после взрыва что-нибудь осталось? — с сомнением в голосе спросил он. — Рахуба с Романом остался, в одной яме…
Сержант безучастно кивнул:
— Да, точно…
Суворин оценивающе глянул на Шумилова. Весельчак и зубоскал, тот явно терял форму. Да и не мудрено — лишиться двоих товарищей и сломать ногу в горах, вдали хоть от какой-нибудь медицинской помощи. В боевых условиях. Последнее означало почти смертный приговор.
А Чепрагин, который казался Суворину более мягким и не таким циничным, как сержант, сделался, наоборот, жестче и решительнее.
— Чего здесь маячить? — первым нарушил он затянувшееся молчание. — Ребят не вернем, а сами на глаза вахам попадемся. С Мироном сейчас много не набегаешь.
Панкрат кивнул. Да, сейчас было самое время уйти в тень.
— Ты прав, лейтенант, — произнес, наконец, он. — Знаю я тут одно местечко… Схоронимся там. На время.
Глава 4
— Откуда у вас столько оружия? — спросил Чепрагин, снаряжая очередной магазин к “Калашникову”. — Грабите склады вахов?
— Как можно, Коля, — ернически укорил лейтенанта Шумилов, опередив собравшегося было ответить Панкрата. — С вертолетов сбрасывают, конечно же. Знаешь, есть такая штука, гуманитарная помощь называется…
Суворин усмехнулся. Шутит — значит, входит в норму. Оторвавшись на мгновение от чистки автомата, он бросил быстрый взгляд на сержанта: тот лежал на топчане, сооруженном из веток, накрытых обрезками брезента, и обгладывал ножку куропатки, которую Панкрат утром вытащил из самодельных силков и изжарил. На лице Шумилова, впрочем, не было и тени улыбки — как правило, он шутил с непроницаемо серьезным лицом.
— Нет, в самом деле, — настаивал Чепрагин, отмахнувшись от сержантских выдумок. — Откуда? И в том вашем укрытии — автоматы, патроны, гранаты… Здесь — вообще арсенал целый.
Он уважительно кивнул в сторону переносного гранатометного комплекса российского (уважают боевики оружие противника, что ни говори!) производства. Смертоносная машинка стояла у стены, раскорячившись на трех выдвинутых опорах, словно диковинный краб; короб с упрятанной в нем лентой был подвешен к ствольной коробке и больше всего походил на какую-то опухоль, поразившую железное чудовище.
Суворин проследил за его взглядом. Кивнул:
— Хорошая машинка-Сержант не преминул подать голос со своего топчана:
— Куда уж лучше: четыре сотни выстрелов в минуту, лента на девяносто зарядов и весу всего пуд. С такой дурой можно и стометровку бегать.
