О том, что Диму освобождают. Часа в два приехали Погоняйло и Волчек, оба радостные, возбужденные. Адвокаты уже не сомневаются, что дело идет к освобождению. Однако, Рагимов объявляета объявляет, что в субботу с утра следственные действия продолжатся. Я прошу Погоняйло выйти на улицу к отцу, взять пачку сигарет. Погоняйло вбегает с радостным криком : «Так Завадского же освободили?! По телевизору только что передали». Рагимов только ухмыляется. У меня сдают нервы: «Ах ты сволочь! Ты же знал, что Завадского сегодня освобождают, мы же у тебя, спросили...».
Параллельно начался раскручиваться новый эпизод «шпионской истории Шеремета». Литовские правоохранительные органы арестовали семерых ополченцев добровольной службы охраны края. Ополченцев задержали по требованию белорусских спецслужб, которые сообщили, что на Лукашенко, во время его приезда в Вильнюс, готовится покушение. Однако, спустя несколько дней литовцы разобрались, что это всего лишь авантюра белорусских спецслужб. Но Лукашенко не сдается: «Шеремет оказался не так прост, как мы об этом думали. Он входил в группу, которая собиралась взорвать машину президента Беларуси. На сегодняшний час в Беларуси нет российских журналистов, которые находятся под следствием... Есть господин Шеремет,.. который когда-то был журналистом ОРТ».
6 сентября
В девять утра меня вводят в комнату, где проходят встречи с адвокатами. Появляются растерянные Погоняйло, Волчек и адвокат Димы Зарина. Пересказывают выпуски вечерних новостей, в которых сообщалось, будто, Дима обратился с покаянным письмом к Лукашенко.
Появляется Рагимов.
— А где Завадский?
— Не знаю, вчера его выпустили под подписку. Наверное, в гостинице.
И тут приводят Диму...
— Паша, никаких покаянных писем я не писал, это вранье!
Мы обнялись..
— Они меня обманули. Этот Заяц... Я ничего не знал...
— Не волнуйся и запомни: им никогда нельзя верить. Это шакалы, Дима. Все будет нормально, держись.
Тем временем Лукашенко прибыл в Москву, на торжества по случаю 850-летия Москвы. Белорусский президент встретился с Борисом Ельциным. Лукашенко сообщил: «Мы договорились, что это — дело белорусской стороны... Мы больше на эту тему не ведем разговор, а решаем ее в практической плоскости в соответствии с законами Беларуси. Шеремет — „парень тот“, как в России говорят... Не надо Шеремета делать простой овечкой, которая ничего не знает, не понимает... Это была обоюдосогласованная позиция Шеремета и руководства — отдельных людей ОРТ».
7 сентября
К концу этой недели я уже понимал, что планы КГБ провалились и Лукашенко проиграл. Осталось только ждать, когда выпустят меня. Но время идет, ты продолжаешь сидеть и терпения уже не хватает. А тут еще история с этим Зайцем! Сергей Заяц — мое самое большое разочарование. Когда к человеку хорошо относишься, даже симпатизируешь ему, а потом оказывается, что он писал на тебя доносы, приятного в этом, конечно, мало.
Корреспондента «Интерфакса» Сергея Зайца я знал давно. Вел он себя всегда несколько странно: мало с кем общался, дружеских контактов ни с кем из журналистов не поддерживал, но и не ругался— придет на очередную пресс-конференцию и так же незаметно уйдет.
Завербовали Зайца, скорее всего, когда он служил в армии. После армии легко поступил на журфак, потом поработал в белорусском информационном агентстве, затем перешел в «Интерфакс
Потеряв надежду вытянуть из нас хоть что-нибудь, КГБ, похоже, решило победить в моральной схватке с журналистами. Акции в нашу защиту не прекращались и общественное мнение все больше настраивалось против Лукашенко и властям срочно потребовалось повторить успех с Адамчуком, но ничего из этого у них не вышло.
9 сентября
Решил написать записку Ксении Пономаревой (генеральный директор ОРТ — авт.) о Диме Завадском. Совершенно очевидно, что его письмо к Лукашенко не имеет ничего общего с покаянием Адамчука, но в Москве могли и не разобраться. На клочке бумаги изложил свои соображения и попросил не делать скоропалительных выводов.
Записку-то написал, но как ее отправить? Главное — вынести ее за пределы тюрьмы. Письмо до Пономаревой дошло.
10 сентября
Обострился бронхит. Заболел я сразу после ареста — взяли ведь меня в аэропорту курортником: в рубашке с коротким рукавом и легких брюках. Постепенно простуда переросла в бронхит, и-за кашля трудно было спать. Заболеть в тюрьме — последнее дело. Хотя в тюрьме есть своя медсанчасть и персонала хватает, но достучаться до него тяжело.
11 сентября
Разнообразие в беспросветную тюремную жизнь вносит глухое противостояние с конвоиром, сопровождающим из тюрьмы в здание КГБ и обратно.
Конвойный в Гродненском управлении КГБ — парень по имени Игорь, высокий блондин с замашками плейбоя и сомнительной биографией. Трудовую деятельность после армии начинал с надзирателя в тюрьме, «дорос» до конвоира КГБ. По сравнению с тюремным надзирателем -статус повыше. Ходит в гражданском, причисляет себя к элите стражей порядка. Но поскольку работа, все-таки, грязная, Игорь испытывает от нее внутренний дискомфорт, пытаясь компенсировать его строгим обращением с подконвойными. Запомнился тем, что сделал много пакостей, Правда, по мелочам, но, все-таки...
12 сентября
Сегодня большой праздник — смог отовариться в тюремном ларьке. От последней передачки у нас уже почти ничего не осталось. В начале месяца отец перевел на мой счет в тюрьму 200 тысяч белорусских рублей ( около 10 долларов — авт.). Что взять: пять пачек сигарет «ЛМ», десять «Менска» или 20 пачек «Примы» плюс полкило конфет? Две банки сгущенки или пару пачек чая? Попробуйте рассчитать с максимальной эффективностью.
13 и 14 сентября
Опять выходные. В тюрьме это звучит издевательски. Надо учиться развлекаться. Самое простое — переписка с соседями. Тем более, что это женщины. Переписка и любовь завязываются очень трогательные. Постукивая по стене, определяешь, где держит ухо собеседница, и, сложив ладони трубочкой, говоришь. Но говорить надо громко, потому «продольные» эти разговоры слышат и тарабанят в дверь. Переговоры между камерами — нарушение режима и особо принципиальные надзиратели пишут по этому поводу рапорта.
Несмотря на то, что адресаты не видят друг друга и могут никогда больше и не встретиться, письма пишут очень серьезные. Перекрикиваясь на прогулках, стараешься по голосу определить, какая она — твоя подружка.
Переписка — это смесь игры с реальностью, имитация нормальной жизни, своеобразный психологический аутотренинг, который позволяет чувствовать себя полноценным, не одиноким человеком. Часто посылают друг другу эротические «малявы», в которых неудовлетворенная сексуальность описывает фантастические выкрутасы.
Адресаты меняются: одних освобождают, других отправляют на зону, третьих переводят в другой корпус, но с каждой новой подругой эта игра продолжается. Поначалу письма составляются коллективно, но потом, втянувшись, каждый действует самостоятельно, оберегая тайну переписки. На прогулках мы специально затягивали проходы по коридорам, чтобы успеть рассмотреть своих соседок, а потом в малявах уточняли кто есть кто.
