– Входите!
Тео вошел и оказался лицом к лицу с тощим, малосимпатичным субъектом при точно таких же, как у него, усах и проборе. Он с трудом сдержал нервный смешок.
– Мистер Бертрам Пил?
Тот, похоже, не одобрял, когда его беспокоили за работой.
– Слушаю вас.
– Я насчет объявления… вам вроде помощник требовался.
Мужчина молча смотрел на него несколько мгновений. Потом перевел взгляд на часы.
– Вам повезло, – сказал он. – Вы прибыли в удачное время. Присаживайтесь и будьте готовы ответить на несколько предварительных вопросов.
– Как скажете. – Тео устроился на стуле.
Пил с преувеличенной торжественностью приготовил стопку чистой бумаги, расписал перо.
– Ваше имя?
– Арчибальд Слэйд.
– Как вы узнали о вакансии? Вам кто-то сказал?
– Нет, я увидел объявление возле входа для слуг. А я как раз надеялся… ждал, по сути, причем уже давно, не потребуется ли в офис мистера Бродгёрдла еще помощник.
Пил поджал губы – поди знай, одобрительно или с сомнением.
– Так вы поддерживаете линию депутата Бродгёрдла?
– Еще как! – ответил Тео. – Думаю, Новый Запад нуждается именно в таком ви́дении будущего!
Перо клерка замерло над бумагой.
– Что конкретно вы подразумеваете?
Тео набрал полную грудь воздуха. Бродгёрдл произнес несчетное количество программных речей, но основной его призыв, во всяком случае тот, что предъявлялся общественности, был ясен и прост: «Обратимся на запад и завоюем его!» Если верить Бродгёрдлу, покорение запада – жизненно важно для страны. Он всякий раз говорил о нем с таким пафосом, что даже не хотелось задумываться о грязи, крови, неизбежных потерях и вполне вероятном крахе всего предприятия. О том, что на Новом Западе было элементарно маловато народу для каких-либо завоеваний, а регулярная армия – попросту мизерна. И вообще – какое-либо желание продвигаться вглубь Индейских территорий испытывали разве что жители приграничья, которые, собственно, потихоньку этим и занимались. То есть всю политическую кампанию Бродгёрдла можно было парализовать всего одним вопросом: «И кто этим займется?»
Естественно, ничего подобного Тео не произнес. Напротив, он выдал то, что Пил желал бы услышать:
– Как – что? «Обратимся на запад и завоюем его!» Что за духоподъемный призыв!.. Я думаю, именно в этом все мы и нуждаемся. Сильный лидер, смелый план – вот что нам нужно!
Лицо Пила чуть расслабилось.
– Есть другие партии, другие лидеры с далекоидущими планами. Почему именно мы?
Единомышленники покойного Блая по партии Новых Штатов выдвинули своим кандидатом Гамалиеля Шора, канатчика из Плимута. Шор хотел пересмотреть закрытие границ, поскольку оно изолировало Новый Запад и лишало его перспектив в международной торговле. Реалистичная политика, но лишенная той харизмы, которой дышали прожекты Бродгёрдла. Еще Шор собирался ратовать за то, чтобы признать Индейские территории штатом в составе Нового Запада. Наверняка благотворно для нации в целом, но… где романтика завоеваний? Думающие люди осознавали, что тезисы Шора, наследовавшие политике Блая, были взвешенными и мудрыми. В отличие от дерзких и опрометчивых призывов его конкурента. Вот только многие ли среди избирателей склонны задумываться?..
Имелась и третья партия. Не очень многочисленная, но энергичная; она называлась Памяти Англии. Ее кандидатом был Плиний Граймс. Избирательная кампания этой партии зиждилась на несложной посылке, уже выраженной в ее названии. По мнению сторонников Граймса, следовало всемерно хранить память о прежней колониальной зависимости – хотя, по сути, метрополия утратила реальную власть над североамериканскими штатами задолго до Великого Разделения. Тем не менее партия Памяти Англии неизменно принимала решения, основанные на предположениях типа «а как поступила бы английская администрация». Эта мысль сквозила в любых выступлениях партийцев. «Англия стояла бы за то, чтобы любой ценой покончить с пиратством», «Англия предостерегла бы нас от введения бумажных денег: это опасно!» и конечно же – «Безземельные не голосуют!».
По сути, эта партия жила силой воображения, пытаясь представить ту Англию, которой не существовало уже без малого сто лет. И ее политику по ходу малых и больших кризисов, о которых и помыслить невозможно было в 1799 году. Не говоря уж о полной неясности, кого именно они подразумевали, произнося «Англия». Былая метрополия никогда особым единомыслием не страдала. Критики не уставали напоминать: на момент Великого Разделения там вовсю бурлили противоречивые политические страсти. Покуда не канули в безвестность Средневековья…
– Что касается партии Памяти Англии, думаю, ее идеология стоит на песке, – вполне правдиво ответил Тео. – Я долго размышлял, но так и не понял, как соприкасаются с жизнью их планы. – И перешел к презренной неправде: – Депутат Гамалиель Шор всем вроде хорош, но слабоволен, а положение дел требует крепкой руки. Новый Запад просто обязан повести за собой все соседние страны!
Пил даже записывать прекратил.
– Что ж, мистер Слэйд. Очень хорошо, – сказал он, откидываясь на стуле. Ненадолго задумался и продолжил: – Сейчас проверю, не слишком ли занят господин депутат. Быть может, он сумеет выкроить для вас минутку…
Тео понял, что собеседование прошло гладко. Только во рту почему-то пересохло.
– Спасибо, – кое-как выдавил он.
Ожидая возвращения Пила, он оглядел офис. Для нового помощника уже приготовили письменный стол. На нем пока ничего не было, кроме лампы. Стены сплошь заставлены конторскими шкафами; все ящички аккуратно подписаны рукой Пила – Тео уже отличал его почерк. Внутренняя дверь вела в коридорчик и из него – в начальственный кабинет. Скоро оттуда появился Пил. Он удовлетворенно поглаживал усики.
– Господин депутат готов лично познакомиться с вами. Прошу за мной.
И сунул под мышку переносную подставочку для письма.
Мгновение Тео смотрел в удаляющуюся спину клерка. Он не верил, что сумеет сдвинуться с места. Ноги превратились в кисель. Он даже закрыл глаза. Еще можно было броситься к двери, промчаться по коридору, вниз по лестнице… потом мимо колонн, через лужайку…
Открыл глаза и шагнул вперед, в узкий коридорчик, следуя за тощим секретарем.
И вот по правую руку открылась дверь в кабинет. Уилки Могила («Бродгёрдл!» – твердо напомнил себе Тео) сидел за монументальным столом, спиной к двери, и смотрел в окно.
– К вам мистер Арчибальд Слэйд, – объявил клерк.
Бродгёрдл повернулся в кресле и посмотрел на Тео. И тот, впервые увидев депутата так близко, подумал примерно следующее: «А не слишком ты изменился, старик!» Насколько он вообще способен был сейчас думать. Могила сменил одежду, бороду, зубы… но не лицо. Не его выражение, не глаза.
