Марк посмотрел на выход: Тенеборец-надзиратель нашел себе важное занятие – выпускал и убирал лезвия из перчатки.
– Эй! Бетти, да?.. – тихо позвал Марк и присел у клетки. – Ты меня слышишь?..
Бетти молчала, но безразличный взгляд тем не менее сместился на него.
– Слышу… – полушепотом промолвила она и, откашлявшись, спросила: – Что надо?.. – голос слабый, измученный, но очень чистый, красивый, юный.
– Я… тут кое-что принес тебе… – просунув через решетку пронесенные припасы, ответил Марк, – тебе силы нужны.
– Спасибо… – протянула она, бледной рукой дотянулась до шоколадного батончика, разорвала упаковку, с жадностью откусила, – м-м-м… вкусно… – старательно разжевала первый кусок, закрыла глаза от удовольствия, – Господи, как же давно не ела шоколада…
– Ешь-ешь, – заботливо сказал Марк, – не торопись – там еще и масло сливочное есть, вкусное, хлеб и каша, но боюсь, что остыло все…
– Она не отравлена?.. – вдруг насторожилась Бетти, и у Марка от такого вопроса все внутри разом опустилось.
– Я что, на отравителя похож? – с обиженным оттенком спросил он и даже поднял брови от возмущения.
– Нет, – сухо ответила та, – во всяком случае, надеюсь на это…
Марк нахмурился, а Бетти, внимательно осмотрев кашу и поелозив пальцем в миске, все-таки облизнула, почмокала губами и задумалась.
– Сносно, на овсянку похожа, – неожиданно одобрила столовскую стряпню она, но лицо по-прежнему выглядело грустным, недоверчивым, – хотя сейчас бы и от простых хлопьев не отказалась…
Марк тихо, чтобы не слышал дежурящий Тенеборец, засмеялся.
– Смеетесь надо мной?.. – голос Бетти вдруг сделался стылым, жутким.
– Нет-нет! – успокоил Марк. – Просто о таком здесь уже не мечтают. Довольствуемся тем, что есть.
Бетти вздохнула.
– Знали бы вы, чем кормят тут… – с какой-то внутренней тяжестью протянула она, – хотя какое вам дело… живы мы или уже нет.
– Не говори так, – тепло попросил Марк и схватился за прутья, пристально глядя той в голубые глаза, – ты многого не знаешь, Бетти… Очень многого.
– Мне вполне достаточно знать, что вы все – чертовы психи! – осуждающе выпалила Бетти, поставила миску и отшатнулась в угол, в тень, продолжая глядеть на Марка озлобленно и холодно, как зверек, заточенный в неволе.
Марка такие слова задели.
– Не все, – и попытался оправдаться: – К примеру, я и люди моего отряда, среди которых был мой друг. Кстати, из-за вас, по сути, Гельдман отправил его на смерть…
– Гельдман – это тот старый фашист, что постоянно подсылает своих прихвостней? – поинтересовалась она.
– Именно.
Бетти хмыкнула, замолчала, зашуршала фольгой – открывала масло.
– А кто этот ваш друг? – неожиданно спросила она.
– Тоже Тенеборец, как и я. Он и просил меня за тобой приглядеть.
– Какая забота… – ехидно промолвила Бетти, – вы все так складно говорите, что мне уже противно слышать… Лучше уходите. Я не верю ни единому вашему слову…
– Гельдман попросил передать, что тебе в любом случае придется сдать кровь. Пока по-хорошему… – не выдержав, высказался Марк и отвернулся, – он возлагает на тебя большие надежды – твоя кровь должна будет стать основным компонентом для нового оружия…
– Что?.. – будто ослышалась Бетти и подлетела к прутьям, вцепилась бледными тоненькими пальцами. Небесного цвета глаза вдруг почернели, наполнились ужасом, лицо побледнело, маленькие бледно-розовые губы задрожали. – Что вы сказали?.. Оружие?..
Но Марк ничего не ответил: к ним шел Тенеборец – десять минут истекли.
– Мне пора – иначе будут проблемы, – шепотом проговорил Марк и, напоследок обернувшись к запуганной девушке, вдруг улыбнулся и пообещал: – Я вытащу тебя, главное – держись. А пока по возможности буду заглядывать…
И собрался пойти навстречу Тенеборцу, заподозрившему что-то неладное, как вдруг Бетти окликнула:
– Так это вы – Марк?
Но тот промолчал, зашагал прочь.
* * *
Проснулся я от пронзительного крика вороны, пролетевший мимо окна. С огромной неохотой приоткрыв глаза, я с прищуром посмотрел сначала в него, потом обвел недовольным взглядом комнату, залитую серым утренним светом и, чертыхнувшись, наконец поднялся с пыльного пола.
– Вот же чертовка… – проворчал я, шумно дыша, – разлетались с утра пораньше.
Найдя осушенную почти до дна бутылку дождевой воды, – сделал пару глотков, умылся, убрал в вещмешок и подошел к окну.
– Опять кисло и серо… – томно вздохнул я и, посмотрев на угрюмое утреннее небо, обещающее сегодня пролиться неслабым дождем, забубнил: – Ну хоть бы раз солнце показалось, хоть бы раз! Все было бы повеселее, а то все тучи, тучи, тучи…
Я закурил, глянул в окно.
Вдоль обугленной церквушки неторопливо тянулась призрачная кисея тумана. Она, как заботливая мать, накрывала обезображенные разоренные домики и развалины, согревала от осеннего утреннего холода. Чем-то разозленный ветер грозно и сердито выл над пустырями, взлохмачивал примявшуюся редкую траву, покачивал висящие провода, пошатывал даже ржавые столбы и уличные фонари, так и не оставшиеся без внимания наглых кровавых вьюнов. Возле перевернутых помоек, нагромождений обломков и камней и перевернутых машин уже с самого утра промышляли дикие собаки, время от времени затевая лютые драки за любую пригодную для пищи находку. Чуть поодаль скромненько ворковали голуби, поклевывая землю, а в стороне от них, притаившись, уже сидели в засаде бродячие коты, никак не желая оставлять такую добычу без внимания. На плафонах фонарей, козырьках и проводах сидели угрюмые, одетые в траурные наряды, вороны, изредка каркающие друг на друга или вспарывающие крыльями воздух, а где-то там, далеко-далеко, за седой лохматой мглой, глухо хрипели морфы, выползшие, как и все остальные звери, на поиски пропитания.
– Ну да, куда ж без вас-то… – недовольно промолвил я, вглядываясь в непроницаемый туман, – на охоту выползли, черти, кушать захотели…
Тут позади глухо скрипнул диван – проснулся Айс.
– Как же трещит голова… – осипшим нездоровым голосом сетовал он, подходя к погасшему костру, – а ты его не тушил, что ли?
– Нет, – через плечо ответил я, – так ночевать теплее – не всем же спать на диване-то.
Айс расчесал пальцами спутанные черные волосы, виновато посмотрел на меня. Глаза красные, как у крысы, не отдохнувшие, болезненные, на веках синяки. Лицо и вовсе поблекло, как-то остыло, поникло, будто у мертвеца. Самого мутило, шатало.
– Извини… я вчера немножко… – вдруг принялся оправдываться он, на ходу складывая накидку.
– Да ладно, забей – мне на полу не в первой, – перебив, с какой-то даже гордостью произнес я и тут же продолжил: – Давай-ка лучше приводи себя в порядок и присаживайся – завтракать будем. Угощаю теперь я. Зря, что ли, еды на две недели накупил?
