– Хо-хо! – восхитился Айс и, умывшись водой из своей фляжки, участливо добавил: – Бережливый, как погляжу! – похихикал, отпил. – У меня вот с этим все куда хуже… – собрался сделать еще глоток, но в рот упали лишь капли, – о чем я и говорю: теперь и воды уже нет, эх…
– Воды наберем – лужи еще не пересохли, – успокоил я, а сам метнулся к вещмешку, извлек консервы, кинул банку Айсу, – угощайся! Мясо, кстати, с томатным соусом, деликатес! Не то, что твои… резиновые какие-то.
– Ну какие уж выдали! – по-доброму съязвил Айс. – Мне, знаешь ли, выбор не предоставляли – что дали, то и дали. Все.
Помолчали. Айс что-то совсем поник, загрустил.
– Ладно, пойдем кушать, – подытожил я, в два удара ножа открыл банку, вернулся к окну, – приятного аппетита тебе.
– Спасибо, – поблагодарил Айс, вскрывая, словно чей-то череп, банку хитроумными клинками.
Завтракали, собственно, как и ужинали, – безмолвно.
Но я все-таки решил нарушить эту нависшую тишину.
– Айс, – негромко позвал я, перемешивая вилкой мясо с соусом.
– Что?
– Ты уже решил, какой дорогой нас поведешь?
– Решил, разумеется, – ответил Айс, подцепляя кусок, и тут выдал: – Через старое кладбище пойдем – так быстрее всего.
От такой новости я помрачнел, задумался – эта затея мне не понравилась уже изначально. Почему-то сразу представились разворошенные могилы и невольно вспомнились слова, сказанные Майку, когда прятались в кустах от Теней: «Представляешь, что же тогда творится на кладбищах?..»
– И далеко оно? – силой оттолкнув от нехорошее предчувствие, осмелился спросить я.
– Относительно, – туманно ответил Айс, – мимо церкви пойдем, там к дороге выйдем, и на месте считай… ну это так… вкратце.
Я хмыкнул, почесал подбородок, задумался.
– А как ты сам в этих местах-то оказался? Ты вроде говорил, что убежал, – кольнул я осторожным вопросом и притих, ожидая ответа.
– Меня на свалку привезли, а оттуда только одна дорога – через лес. Но если ты имеешь в виду этот путь, то говорю тебе сразу: нет, обратной дороги запомнить не удалось. Да даже если бы мы, потратив уйму времени на ее поиски, все-таки вышли к Горизонту, то нас бы за секунду превратили в решето пулеметные вышки…
– Хорошая перспективочка… – невесело усмехнулся я, доев завтрак. Потом продолжил, но уже холодным голосом: – Только на такой риск мы не пойдем – меня дочь ждет…
– О ней, кстати, можешь несильно волноваться, – вдруг заявил Айс и тут мое сердце екнуло.
– Что ты… сказал?.. – обомлел я и уже хотел допрашивать, но тот опередил.
– За ней приглядывает мой друг. Кстати, тот самый, что и спас меня, – объяснился Айс и тут посмотрел прямо в глаза: – Сид, постарайся понять, что далеко не все в стенах Горизонта-26 – враги. Далеко не все. Есть там и хорошие люди – мы, например. И уж поверь, ни я, ни мой друг плохого твоей дочери никогда пожелаем…
Я крепко-накрепко сжал правый кулак, звучно опустил на подоконник, громко выдохнул.
– Я верю тебе, Айс, – и повернулся, – верю…
– Это радует, – улыбнулся тот, кладя пустую банку на компьютерный стол, – а теперь предлагаю начать собираться, а то так к ночи только выйдем…
– Ну мне-то собраться недолго – только подпоясаться, как говорится, – потирая ладони, с издевкой отметил я, – это вон ты у нас любитель поспать.
– Ой, ну все!.. – отмахнулся, как от дыма, Айс и стал собираться. – Запилит теперь…
– А то, – подхватил я, проверяя снаряжение, – и еще как!
Наконец покончив со сборами, напарник скрыл лицо под респиратором и повернулся:
– Все, я готов, – схватил покрепче черный лук, – выходим?
– Выходим, – кивнул я и, поправив вещмешок, накинул капюшон и произнес: – С богом.
И покинули комнату.
На выходе из подъезда нас уже поджидал холодный влажный ветер, ежесекундно меняющий направление и настроение, дуя то вроде бы ласково, приветливо, то вдруг резко свирепея, чернея и наполняясь какой-то необъяснимой лютой злобой. В такие моменты он особенно неприятно хлестал моросью по лицу, будто бы специально норовил сорвать капюшон, или же упорно бросался навстречу, словно искренне желая опрокинуть на мокрую землю. А потом неожиданно стихал, уставая, с шорохом опускался на грязную траву и неторопливо полз, как змея, то катая всякий валяющийся мусор, то закручивая чудные вихри, насвистывая какую-то диковинную песнь. Но уже в следующий миг терял ко всему интерес, натужно выл и в неумолимом порыве влетал в чужие обветшалые квартиры, поднимая там чудовищный кавардак и грохот.
– Развлекается… – знающе протянул я и прибавил шаг, – как избалованный ребенок…
– Ты о чем? – встревожено спросил Айс.
– О ветре, – пояснил я и добавил с каким-то укором, словно тот обязан это знать: – О ком же еще? Об этом своенравном бродяге.
– Ты что, с ветром разговариваешь, что ли?
– Я со всеми разговариваю, – безразлично ответил я, вглядываясь в серое небо, в некоторых местах потихоньку начинающее белеть, разгоняться, являя рваные проплешины с виднеющимися лазурными прожилками. – И с ветром, и с небом, и с крысами, и с дождем, – перечислил и выделил: – Вот только с людьми редко – избегаю, сторонюсь.
– А они тебе что-нибудь отвечают? – с иронией поинтересовался Айс, словно психиатр у пациента. – Ну эти… друзья твои?
– Редко, в основном предупреждают, – совершенно серьезно ответил я на явную издевку и вытянул лицо навстречу утреннему ветру. За пять лет скитаний, одиночества и страха ветер стал верным союзником, всюду и везде сопровождающим меня. Каждый порыв, дуновение или шепот безошибочно предупреждали о присутствии поблизости людей, донося их голоса и запахи, о появлении неподалеку морфов или прожорливой стаи голодных собак, позволяя даже на расстоянии отслеживать передвижение по малейшим шорохам. Позднее ветер стал сообщать точное время, когда поменяется погода, когда ожидать холодов или жары, становясь то неестественно сухим, то излишне сильным, промозглым. И за всю эту неоценимую помощь он не требовал от меня ничего, лишь дать возможность взлохматить волосы и потрепать накидку.
– И о чем? – опять спросил Айс и сам же непроизвольно задрал голову, слушая загашенный гул ветра.
– О разном, – неопределенно ответил я и пожал плечами: – К примеру, откуда ждать беды, – посмотрел на Айса и успокоил: – Знаю, я говорю странные вещи, но ты скоро сам все поймешь, научишься.
Такой ответ его более чем устроил, и он, удовлетворенно хмыкнув, прибавил шаг, направляясь к разрушенной церкви.
«Только нужно ли оно тебе?.. – подумал я, глядя тому в спину. – Думаю, что нет – ты человек, который о таких вещах не задумывается».
Пока шли по пустырю с попадающимися через каждый шаг грязными лужами и прибитой ветром высокой травой, на нас не залаяла и не зарычала ни одна собака, несмотря на то, что шли не так уж и далеко. Заметив приближение, они словно замирали, вытягивали морды и внимательно следили, пестря яркими глазами, но почему-то не нападали и даже не пытались подобраться поближе – держались в стороне. Причем их собралось так много, что при желании они бы с легкостью обступили нас со всех сторон, зажали в кольцо и разорвали на части, не дав даже выхватить оружие. Но тем не менее собаки пока не бросались. И чем ближе мы подходили к церкви, туман возле какой уже совсем развеялся, открывая далекие расплывчатые горизонты, тем, казалось, больше становилось собак. Те, грязные, осунувшиеся и больные, поджидали возле руин, столбов, помоек, груд обомшелых кирпичей, следили за нами из салонов брошенных машин, обросших рубиновой порослью, и все ждали…
