— Ой, Митя!.. Здравствуй. А я решила, что ты уже не придешь. Ну что, идем? Глеб уже в кафе, я видела, как он заходил.
— Идем. А как мне себя вести, сориентируй?
— Да как хочешь… Мне же, главное, для себя нужно определить, что я окончательно свободна. Или не свободна… Я не знаю, Мить. Как получится, так и получится.
— Хорошо… Как скажешь. В любом случае рад буду тебе помочь.
— Спасибо, Мить.
В фойе Женя, раздевшись, долго стояла перед зеркалом, дрожащими пальчиками поправляя волосы. Митя вздохнул, глядя нее, но ничего не сказал. Да и что он мог сказать? Возьми себя в руки? Будь смелее? Нет, словами тут не поможешь. Ему ли не знать…
А Глебу он поначалу удивился. В том смысле, что ничего от рокового красавца в нем не наблюдалось. Хотя потом он понял — это все лишь на первый взгляд… На самом деле есть в таких мужиках своя роковая харизма, есть. Именно в таких. В каких? Да черт его знает в каких… Вроде и ни в каких.
Вроде обыкновенный крепыш-флегматик. Ни одной эмоции на лице, ну, может, кроме надменной вежливости. Черты лица яркие, подробно вырезанные, все само по себе красивое — что глаза, что нос, что рот. Рубашка черная, из очень дорогих, парфюм тоже весьма дорогой, небрежно теплый. И лысина. Ухоженная, гордая, гладкая.
— Здравствуй, Глеб! — с улыбкой произнесла Женя, садясь за стол. — Познакомься, это Дмитрий! — Она посмотрела на Митю, будто помощи попросила. И проговорила уже тише: — Дмитрий, а это Глеб… Познакомься…
Глеб чуть кивнул, едва заметно улыбнулся. Ничего не сказал, не выдал ни одной лишней эмоции, только смотрел на Женю, прикрыв веками глаза. Будто ждал, как она еще будет суетиться. Будто ему нравилось Женино напряжение. А напряжение было, было… Да, черт возьми, рядом с этим Глебом чувствовалась неловкость определенного рода, никаким физическим обстоятельством не объяснимая! Будто он своей надменной харизмой обезоруживал, в солнечное сплетение бил, тем самым заставляя излишне суетиться. По крайней мере, бедную Женю можно было понять.
— А можно, я к вам присоединюсь, позволите? — услышал Митя за спиной Викин голос и даже не удивился нисколько.
Повернул голову, поднял глаза…
Щеки у Вики горели. Румянец был такой болезненный, будто в лицо ей плеснули кипяток. И глаза горели синим холодным огнем, как звезды на зимнем небе. И это было красиво. Да, она была очень красива в своей ярости. Как ее величество Снежная королева. Красива и… И ужасна.
Вика плюхнулась на свободный стул, оказавшись напротив Жени. Уколола ее своими глазами-звездами, потом произнесла с вызовом:
— Я женщина Дмитрия, меня зовут Вика! А вы кто?
— Я?! Да как вам сказать, собственно… Наверное, никто. Просто подруга.
— Подруга? Хм… Странно… А вы кто? — повернулась Вика к Глебу, замерла в боевой позиции, ожидая ответа.
И тут, наверное, произошло что-то. Наверное, то, что и должно было произойти по написанному к книге человеческих судеб сценарию. Вернее, в книге судеб этих двух людей — Вики и Глеба. Ведь не зря же их за этим столом свело, да еще такими странными путями.
Они глядели друг на друга не отрываясь. Будто воевали взглядами — кто кого, какая воля-харизма верх возьмет. Наверное, им обоим нужна была эта война. Спокойно-надменная Глебова харизма со знаком минус, бешено-страстное Викино «хочу» со знаком плюс. Минус на плюс — получается притяжение. А разряд из Викиных глаз какой выскочил! Синяя молния сверкает, разве что гром не гремит и волосы на головах не встают дыбом!
Вот Глеб улыбнулся едва заметно, протянул руку, накрыл Викину ладонь своей ладонью. Медленно перебрал ее пальцы. Вика дернулась. Но Глеб удержал ее ладонь в своей руке — легонько похлопал: мол, тихо, тихо, все хорошо…
Митя с Женей переглянулись неловко. Да, неловко было за этой сценой наблюдать. Захотелось встать и быстро уйти.
— Может, мы пойдем? Не будем ничего заказывать? — предложил Митя Жене, глядя, как в их сторону быстро продвигается официантка.
— Да, пожалуй… — согласилась Женя. — Я и не голодна…
— И я не голоден. Идем, Жень.
Они молча встали, пошли. Ни Вика, ни Глеб их останавливать не стали. Наверное, они вообще не поняли, что остались за столом вдвоем. Отряд не заметил потери бойца. Вернее, бойцов. Да и не бойцы они были, в общем. Нормальные люди со средней харизмой и средней самооценкой.
Вышли на улицу, Женя предложила:
— Может, в скверике посидим?
— Давай… — согласился Митя, глядя на нее с некоторым сочувствием. — Как все неожиданно вышло, правда?
— Да, правда. Они… Да, Глеб с твоей Викой чем-то похожи. Хотя Глеб, я думаю, не любит таких… Ее же долго перевоспитывать придется, ломать. Но он все равно ее сломает, я знаю! Меня же в свое время сломал, и ее сломает.
— Злорадствуешь, да?
— Нет… С чего бы? По-моему, это у тебя должно быть больше поводов для злорадства.
— Нет у меня поводов, Жень. А ты-то как вообще? Что чувствуешь? Ты же хотела увидеть его, чтобы себя понять?
— Не знаю. Странное какое-то ощущение.
— Ощущение свободы?
— Нет… Это другое. Это не свобода, это пустота. Будто меня, как рыбу, на берег выбросило, и я задыхаюсь. Рыба ведь не может быть свободной от моря, правда? Это смерть, а не свобода.
— Так и ты не рыба.
— А ты, Мить? Как ты себя чувствуешь?
— Я? Нормально… Просто великолепно себя чувствую! Я свободен, да. По крайней мере, жалким потеряшкой себя точно не ощущаю. Свобода, Жень, свобода!
— А я — нет. Мне плохо сейчас. Очень плохо. Пойдем ко мне, Мить, а? Как тогда, в Париже.
— Нет, Жень. Не надо.
— Но почему? Нам же хорошо было вместе.
— Да, нам было хорошо. Как бывает хорошо двум потеряшкам, понимаешь? А теперь мы не потеряшки, мы свободны! Мы нормальные люди, Жень. Нормальные, счастливые люди. И ты — не рыба, ты очень красивая женщина. Да, тебе плохо сейчас, но все равно ты свободна. Ну что, что ты на меня так смотришь? Разве я не прав?
— Нет… Потому что я не свободна, Мить.
— А ты наоборот думай, что свободна! Убеждай себя!
— Нет, не получается у меня. И ты мне помочь не хочешь.
— Ну, прости меня, пожалуйста, Жень. Я не смогу, как там, в Париже. Я другой. Не обижайся, ладно? По-моему, так будет честнее.
— У тебя уже кто-то появился, да? Ну… После Вики?
— А можно, я не буду отвечать, Жень?
— Можно. Да и без того все понятно. В общем… Ладно, я пойду.
— Погоди… Все-таки обиделась, да?
— Нет. Просто я подумала… Но это уже не имеет значения, о чем я подумала. Ты прав, да. То, что разрешается потеряшкам, не приветствуется у свободных людей. Тем более сытый голодного не разумеет… Да и не надо ничего такого, действительно… Прости, что позвала. Свободному это не нужно, а потеряшка еще больше потеряется. Все правильно, Мить… Ладно, я пойду. Не провожай меня, хорошо?
