— Я, как старший по званию не обязан вам отвечать, товарищ капитан. — ответил он. — Мои документы в порядке. Прошу не чинить нашей машине препятствий.
Капитан, словно не слыша ответа майора, повторил свой вопрос.
— Откуда и куда слэдует груз, товар-рищ майор?..
Майор почти по пояс высунулся из окна кабины и нервным голосом ответил.
— Откуда и куда следует груз, товарищ капитан, это военная тайна! И, при всём желании, я не могу вам её открыть…
Горбенко, внимательно слушавший этот разговор начал подозревать что-то неладное. Он положил указательный палец на спусковой крючок автомата и взглядом приказал сержанту Миронову сделать тоже самое. На Горбенко была гражданская одежда, и поэтому он не решался вступить в разговор между майором и капитаном. Те продолжали пререкаться и, наконец, не выдержав, майор вылез из кабины, подошел к капитану и встал рядом с ним. Видимо он, что-то хотел ему сказать, но, вдруг слабо вскрикнув, стал оседать на землю. В туже секунду старшина, стоявший рядом с Горбенко, щелкнув затвором, направил на него свой автомат. Горбенко словно в тумане увидел наведенный на себя черный ребристый ствол. Он даже не успел осознать, что произошло, как вдруг в воздухе просвистел брошенный сержантом Мироновым нож и рука старшины, держащая автомат, окрасилась кровью. Автомат упал на землю, а старшина согнулся пополам и натужено захрипел от боли. Горбенко дал по нему короткую очередь из автомата и через борт кузова спрыгнул на дорогу. Вслед за ним на дорогу выпрыгнули сержант Миронов и еще один боец. Горбенко громко крикнул: «Руки вверх!..» Военные, стоящие около шлагбаума, вдруг побежали в разные стороны. Один из них, широко размахнувшись, бросил в сторону Горбенко гранату. Она ребристым комком закрутилась у его ног. Горбенко оттолкнул, стоящего рядом Миронова, схватил гранату за длинную рукоятку и отбросил её далеко в сторону. Яркая вспышка взрыва, словно молния, осветила дорогу и окружающие её дома. Горбенко пригнулся. Он с усилием всматривался в ночную темноту, пытаясь разглядеть в ней капитана-пограничника. Миронов, стреляя из автомата, побежал к шлагбауму. Наконец, Горбенко увидел капитана, лежащего у обочины дороги. Он подбежал к нему, и с силой ткнул автоматом в спину. «Встать!..» — приказал он. Капитан не шевелился и Горбенко, пытаясь понять — жив он или нет, наклонился над ним. Вдруг что-то тяжелое ударило его по ногам. Горбенко потерял равновесие и, выронив автомат, упал на дорогу. Падая, он увидел, как капитан вскочил на ноги и, выхватив из-за пояса нож, бросился на него. Перед глазами Горбенко мелькнуло его перекошенное злобой и ненавистью лицо. Капитан прижал Горбенко коленом к земле и, занес над ним руку с ножом. «Смэрть тебе, р-русская свинья!» — услышал Горбенко его хриплый, прерываемый тяжелым дыханием, голос. Сердце Горбенко бешено стучало и ему казалось, что оно вот-вот вырвется из груди. Защищаясь, он поднял вверх левую руку и когда капитан попытался вонзить в него нож, ловким движением перекинул его через себя. Два сплетенных вместе тела покатились по дороге, через лежащие на ней кирпичи и битое стекло. Капитан был явно сильнее Горбенко, но тот всё же сумел отбросить его ногами в сторону. Они вскочили с земли почти одновременно. Горбенко, не дав, капитану опомниться, бросился на него и, схватив обеими руками за ноги, повалил на землю. Увидев лежащий рядом нож, он схватил его и с силой вонзил капитану в шею. Когда к Горбенко подбежал сержант Миронов, то всё уже было кончено. Немецкий диверсант, а в том, что это был именно он, Горбенко теперь не сомневался, в луже разлившейся крови неподвижно лежал на дороге. Миронов смахнул со лба капли пота и, задыхающимся голосом, доложил:
— Товарищ лейтенант, пятерых я убил, остальные разбежались… Я вместе с бойцами прочесал окрестные дома. В одном из них мы обнаружили убитых в форме НКВД. Я узнал их… Это ребята из нашей роты. Видимо диверсанты под видом комендантского патруля проверяли машины, которые проезжали через этот пост.
— Они охотятся за нами… — убежденно сказал Горбенко, вытирая о колено окровавленный нож. — Хотят захватить архив управления.
Вместе с Мироновым он подошел к, лежащему неподвижно, майору. Тот был мертв. Горбенко вытащил из его окровавленной груди кинжал. На рукоятке кинжала была надпись на немецком языке. «Твоя честь в верности…» — вслух перевёл её Горбенко.
— Это эсэсовский кинжал! — сказал он Миронову. — Видимо, за нами охотятся гиммлеровские головорезы.
Миронов взял кинжал в руки, осмотрел его и затем, отбросив далеко в сторону, с ненавистью сказал:
— «Эсэс», не «эсэс»… какая разница… Всех в могилу рано или поздно отправим. Кто к нам с мечом придет, то от меча и погибнет!
Горбенко согласно кивнул головой.
— Правильно мыслишь, сержант! — сказал он. — Майора жалко… — добавил он. — Надо бы в штаб армии о нём сообщить. — Горбенко огляделся вокруг. — Вот только как? Из города мы, похоже, последние отступаем.
Горбенко вытащил из нагрудного кармана майора документы, а из полевой сумки топографическую карту. Осветив её лучом карманного фонарика, он удрученно произнес:
— Где же искать аэродром?.. Майор говорил, что он находится юго-западнее Гродно. Но где именно не уточнил.
Сержант Миронов вдруг хлопнул себя ладонью по лбу.
— Товарищ лейтенант! — воскликнул он. — Я, кажется, знаю, где находится аэродром. Несколько дней назад капитан Матвеев посылал одного из караульных с донесением на аэродром, который находился как раз на юго-западе от города. На поле у железнодорожного разъезда. Когда посыльный вернулся, то рассказал, что на аэродроме видел много наших транспортных самолетов.
Горбенко облегченно вздохнул.
— Спасибо, сержант, — сказал он. — Будем надеяться, что ты не ошибся.
Горбенко накрыл лицо майора фуражкой и вместе с сержантом Мироновым и двумя другими бойцами забрался в кузов грузовика.
Нагнувшись к окну водителя, он сказал:
— Поедешь прямо по дороге. На третьем перекрестке свернешь направо и затем по шоссе на Белосток надо проехать еще километров пять.
БЕРЛИН. ШТАБ-КВАРТИРА «АБВЕР». 22 июня 1941 года…
В кабинет Канариса без стука вошел полковник Штольце.
— Господин адмирал! — встав по стойке «смирно», доложил он. — Срочная радиограмма из штаба «Вали»…
Лицо Штольце выражало тревогу. Канарис взял у него листок с текстом радиограммы и углубился в её чтение. В кабинете несколько минут стояла тишина. Затем Канарис, не отрывая глаз от текста радиограммы, спросил:
— Вы что-нибудь понимаете, полковник?
Штольце после короткой паузы ответил:
— Откровенно говоря, господин адмирал, ничего не понимаю!
Канарис криво усмехнулся.
— А я начинаю понимать… — сказал он, переводя взгляд с радиограммы на Штольце. — Без всякого сомнения, это дело рук группен-фюрера Гейдриха. Он всё ещё хочет первым доложить фюреру о ликвидации русской сети в Польше.
