– Можно я сбегаю за ней? – поднял руку Мультик и подпрыгнул. – Я быстро.
– Сделай одолжение, – сказал учитель. – И доставь её сюда. В конце концов, и у собаки должны быть обязанности.
– А её нет нигде, – доложил, подпрыгивая, Мультик. – Я даже в конуру залезал – нет её.
– Непостижимо! – Так-Так развёл руками и зашагал по классу. – Я знаю Щётку буквально с пелёнок. Она не могла нас покинуть. Нет-нет, я этого не допускаю, – волновался учитель. – Уж не случилось ли чего? – Учитель Так-Так хлопнул себя по лбу. – О-о! Её могли принять за бродячую собаку и увезти! Щётка! Где она, что с ней!..
– Она стесняется, – сказал Понимальчик.
– Стесняется? – удивился Так-Так. – Кого?
– Сама себя стесняется, – сказала Ленточка. – Она стриженая, вот и стесняется.
– Говорит, никому на глаза не покажусь, пока шерсть опять не вырастет, – добавил Понимальчик. – Я думал, это заяц. Она в лесу живёт.
– Но чего же ей стесняться? – удивился учитель Так-Так. – Нет, скажите на милость, что лучше, в конце концов, что красивее – ходить лохматой или стриженой? Надеюсь, вы это ей внушили?
– Не внушили, – сказала Ленточка, – мы пуговицу пришивали.
– А может быть, ей просто холодно без шерсти? – задумчиво произнёс учитель. – Особенно ночью. В лесу. – И он сокрушённо покачал головой. – Нет, нельзя всех стричь под одну гребёнку.
А дело было так
Учитель не ошибся. К вечеру, когда холодные капельки тумана просеялись сквозь листву до самой земли, стриженая Щётка продрогла вконец. Поэтому, заметив свет, который клином выбивался из приоткрытой двери одинокого домика, Щётка, не раздумывая, одним махом влетела на крылечко и юркнула за порог, в тепло.
– Кто там? – послышался из кухни скрипучий голос.
– Я сплю, – ответил знакомый мальчишеский голос из другой комнаты.
Щётка заползла под кровать и притаилась.
– Кого там ещё носит нелёгкая?
Вежливая старушка не стеснялась в выражениях: ведь она была у себя дома. Кутаясь в шаль, она вышла из кухни, притворила дверь и с грохотом задвинула щеколду. Потом поправила чехлы на стульях и остановилась у картины, которая висела на стене и была задёрнута белой шторкой, точно штабная карта.
Зазвенели колечки – старушка отдёрнула шторку.
Картина оказалась портретом. На нём была изображена хозяйка в девичестве, со старомодной причёской «конский хвост». Вежливая старушка постояла у своего портрета, вздохнула, снова задёрнула занавеску и удалилась на кухню.
Щётка нашла под кроватью аккуратно свёрнутый половичок, повозилась, завернулась в него и, пригревшись, задремала.
Уже под утро её разбудило шипение. Щётка мгновенно стряхнула с себя сон и насторожилась. Шипение повторилось.
«Кошка!» – подумала Щётка, и коротко стриженная её шерсть стала дыбом.
Она выбралась из-под кровати и огляделась.
Старушка спала, укрывшись пикейным одеялом. Губы её были сложены в трубочку, и вместе с дыханием из них вырывался тоненький тихий свист. На низкой тумбочке рядом с кроватью лежал белый мешочек. Горловина мешочка с продёрнутым шнурком была не затянута. Оттуда снова донеслось шипение.
Щётка встала на задние лапы и, положив передние лапы на край столика, фыркнула и сунула морду в холщовый мешок. В нос ей ткнулось что-то холодное и твёрдое. Щётка от испуга взвизгнула и с натянутым на морду и на глаза мешочком, ничего не видя, заметалась по комнате.
– Караул!.. – запричитала вежливая старушка. Она вскочила с постели и часто зашлёпала по полу сухонькими пятками. – Грабят!.. Слышишь, нас грабят! – завопила она и, лязгнув щеколдой, распахнула дверь.
Обезумевшая от страха Щётка прыгнула что было силы на свет и опрометью помчалась по мокрой от росы траве, стараясь освободиться от мешка.
Кругом шумел лес. Крики старушки еле доносились сквозь шелест листвы.
Щётка остановилась, перевела дух и снова стала вертеть головой и тереться мордой о траву.
Мешок стал легче: что-то тяжёлое выпало из него и шлёпнулось с глухим стуком.
Щётка пробежала ещё немного. Наконец ей удалось сбросить с глаз ненавистный мешок.
Собака громко фыркнула и, тяжело дыша, в изнеможении опустилась на траву, далеко высунув язык.
В лесу наступило утро.
По дороге в школу
Нет, жизнь совсем не так плоха, как может показаться. Утонувший и вновь воскресший Фок помаленьку приходил в себя. Учитель был настолько растроган всей этой историей, что даже разрешил Фоку вырезать ослика из брюквы.
Утро выдалось лучше не надо.
Насвистывая, Фок взбежал по тропинке на зелёный бугор, тот самый, на котором он ещё совсем недавно лежал без чувств.
– Сорок одна пробоина в дырявой голове! – выругался Фок и скинул ранец с плеч. Он вспомнил про марку со слоном, которую обещал принести своему другу Чистой Пятке. Неужели он позабыл эту марку дома?
Он положил ранец на траву, опустился на одно колено и стал расстёгивать пряжку.
Вдруг в траве что-то блеснуло. Точно солнечный зайчик в окне.
Фок протянул руку, зачем-то пополз по траве и, зажмурив глаза, схватил выпуклый, вроде луковицы, металлический предмет.
Фок открыл глаза и ахнул.
Часы! Только не такие, как носят на руке, и не те, что висят на стенке. Часы были древние, карманные, с потрескавшимся циферблатом и длинной цепочкой. Фок погладил крышку, даже понюхал толстое стекло. Потом наклонил к часам ухо – они шли! Да, часы тикали, чинно и неторопливо.
«Ну и здо́рово!» – решил Фок. Это будут их общие часы, его и Чистой Пятки. Настоящий корабельный хронометр! Не всегда же определять время по солнцу и звёздам.
Фок ещё раз послушал, как тикают часы, потёр их о щёку и тогда только вспомнил про марку. Сжимая в одной руке часы, другую Фок запустил в ранец. Марка была здесь, в сложенной промокашке.
Фоку стало совсем весело. Закинув ранец за спину, он обмотал цепочку вокруг пальцев и, размахивая часами, припустился бегом по тропке.
Вот это часы!
– Вот это часы! – сказал Чистая Пятка. Он поджидал Фока на школьном крыльце. – Я таких не видывал.
