Кэллум записал все это в блокнот. А Грейс проиллюстрировала каждый пункт забавными картинками. На ужин в тот вечер у них была утка под соусом. И они легли спать, вполне довольные собой.
Вспоминая тот вечер, Грейс плотно заштриховывает лист блокнота. Их планы были такими банальными, разве нет?
Она вспоминает, как надавливала рукой на свой живот, чтобы ребенок толкнулся в ответ, и как радовались они с Кэллумом в предвкушении грядущих перемен. Чем же отличается ее воображаемая жизнь от реальной? Все идет по плану. Ребенок спит, а она сидит за обеденным столом, приготовившись поработать над Габлетом, однако все вдруг кажется банальным и бессмысленным, на нее накатывает привычная тоска.
Габлет? Не такая уж оригинальная книжка с картинками, которая не слишком хорошо продается на переполненном книжном рынке и не приносит особых денег.
Ее замужество? Грейс вспоминает, как потеряла голову при первой встрече с Кэллумом. Ну не дура ли она была: «Ах-ах, я так его люблю!» Действительно ли она испытывала эти чувства? Господи, он всего лишь неопрятный мужчина, который не так уж много помогает жене по дому, у которого начинает отрастать брюшко и по утрам ужасно пахнет изо рта. Мужчина, неизменно уверенный в том, что он всегда прав, и это выводит Грейс из себя.
Она вслух произносит: «Милая, нельзя быть такой стервой!»
И вспоминает тот день, когда впервые позвонили из издательства по поводу Габлета. «Это тебя», – сказал тогда Кэллум, с трудом пряча широкую улыбку. Заинтригованная, Грейс взяла трубку, и муж внимательно следил за выражением ее лица, пока не увидел радость, и в тот же миг закружился по кухне в буйном победном танце.
Как может она не любить Кэллума?
Да нет же, она любит его. Конечно любит.
Заплакал ребенок. Грейс смотрит на часы. Ну надо же, опять прошло два часа, а она и не заметила.
Нет, с ней определенно что-то не так.
Глава 15
Из теплого зала ресторана Софи смотрит на толпы людей, которые снуют взад-вперед по набережной, наклонив голову под порывами свежего ветра. Ничем не примечательная пара в черных пальто, взявшись за руки, спешит куда-то и постепенно трансформируется в знакомые фигуры ее родителей – словно бы это спецэффект в кино. Софи невольно улыбается, пытаясь взглянуть на них глазами постороннего человека. Обыкновенные люди среднего возраста, явно супруги, модно одетые, довольные и несколько беспечные, как отпускники. Оба невысокого роста, отчего хорошо смотрятся вместе. Женщина останавливается и что-то показывает жестами – рубит воздух ладонями. Мужчина пожимает плечами, хватает ее за руку и тянет в сторону ресторана. Софи с облегчением улыбается. Она собирается прочитать родителям письмо тети Конни, и пусть они решают, как ей лучше поступить.
Софи смотрит, как родители с раскрасневшимися лицами входят в дверь и снимают пальто. На отце элегантный серый костюм и малиновый галстук. На круглом лице старомодные очки в золотой оправе. Помогая жене раздеться, он одаривает ее чарующей улыбкой. Мать, одетая в трикотажное синее платье, смотрится в большое зеркало, пытаясь пригладить непокорные вьющиеся волосы, которые растрепались от ветра. Они болтают с метрдотелем как с добрым старым другом. До нее доносятся взрывы смеха. Родители Софи всегда так действуют на окружающих.
Наконец оба смотрят в сторону Софи, и она поднимает руку. Папа и мама одновременно расплываются в улыбке, как будто не видели дочь несколько месяцев, а не всего пару недель. Подруга Софи Клэр, впервые встретившись с семейством Ханивел, сказала: «Теперь я понимаю, почему тебя все любят. Тебя всегда обожали. Ты ждешь от окружающих этого обожания, и вот результат».
«И ничего я не жду обожания, – смутившись, ответила Софи, хотя вполне возможно, что теория подруги была справедливой. – И вообще, все родители любят своих детей».
«Но не так, как твои любят тебя, – возразила Клэр. – Это что-то запредельное».
– Привет, милая! – восклицает мать. – Какая у тебя потрясающая блузка! Только взгляни на мои волосы. Ну и видок, будто меня казнили на электрическом стуле. – И для пущей убедительности она таращит глаза и трясет головой.
– Привет, Софи, – говорит отец. Он выдвигает стул для жены и целует дочь в щеку. – Наше опоздание полностью на совести твоей мамы. Еще не пила? Два очка долой? Пожалуй, освещение здесь слишком тусклое. Я тебя почти не вижу.
Каждый третий четверг месяца отец Софи приглашает жену и дочь в очередной ресторан, который предварительно выбирает с особой тщательностью. Семейство Ханивел питает слабость к хорошей кухне. Они составили собственный рейтинг ресторанов Парижа, Лондона, Нью-Йорка и, разумеется, Сиднея. Это одно из их совместных семейных увлечений, наряду с походами в оперу, игрой в скрабл и просмотром по телевизору реалити-шоу.
Гретель, мама Софи, любит рассказывать знакомым о том, как они, бывало, брали с собой в рестораны маленькую дочурку. Чтобы девочка доставала до стола, ее сажали на две подушки, и она с важным видом «читала» меню, которое было в два раза больше ее самой. Официанты готовили для Софи коктейли такого же цвета, как у мамы, и она делала вид, что курит леденец на палочке, как родители, понарошку пуская дым изо рта («маленькая актриса»), но Гретель обычно опускает эту часть рассказа, чтобы слушатели перестали охать и ахать. Вообще-то, мама огорчается, представив, какое количество сигарет они выкурили в присутствии дочери. И теперь стоит только Софи немного закашляться, как она тут же хватает мужа за руку: «Послушай только! Это называется пассивное курение! И о чем мы только думали? Наверное, навредили ее бедным маленьким легким!»
Отца Софи зовут Ганс. Ганс и Гретель. В юности общие друзья решили для прикола свести их и подстроили встречу. Ганс и Гретель сначала противились, но в тот самый момент, когда с противоположных концов катка «Принц Альберт-парк» их одновременно заметили ухмыляющиеся друзья, оба неожиданно и бесповоротно влюбились. Будь это фильм, сцена пошла бы в замедленном темпе и Ганс и Гретель под романтический саундтрек заскользили бы по льду прямо в объятия друг друга. В реальной жизни дело обстояло несколько иначе: поскольку ни один из них прежде не стоял на коньках, парень с девушкой, дико размахивая руками, храбро ринулись через каток на негнущихся ногах, встретились посередине, поздоровались за руку и одновременно рухнули на лед.
«Я ударилась копчиком, – вспоминала Гретель. – Было жутко больно, но от счастья я чувствовала себя немного пьяной. Я поняла, что это судьба, и поняла, что Ганс тоже обо всем догадался. Я быстро взглянула на часы, чтобы запомнить точный момент, когда впервые повстречала своего будущего мужа. Это случилось в двадцать минут третьего пополудни, одиннадцатого июня тысяча девятьсот шестьдесят второго года».
И не имеет значения, сколько раз Гретель рассказывает Софи эту историю, обе они в конце неизменно всхлипывают. Их легко растрогать. Ведь обе они – и мать, и дочь – вообще склонны ко всему романтическому: романтическим комедиям, романам эпохи Регентства и даже к романтической рекламе.
