– А мне жаль, что я вообще с тобой встретилась.
Глава 16
– Мы расскажем Софи правду об Элис и Джеке? Думаешь, Конни хотела бы этого?
– Да, пожалуй, но только когда ей исполнится сорок. Как и всем остальным.
– Сколько ей, по-твоему, лет?
– Не знаю, кто их разберет. По сравнению с нами совсем еще девчонка.
Глава 17
Неужели Элис и Джек Манро умышленно бросили ребенка, зная, что в дом зайдут Конни и Роза, которые смогут лучше позаботиться об их дочери? Разумеется, нет. Это объяснение было бы слишком тривиальным. Значительно проще оставить ребенка на крыльце или подбросить соседям. Кроме того, в эту версию никак не укладываются кипящий на плите чайник, свежеиспеченный мраморный пирог и те таинственные пятна крови на кухонном полу.
Может быть, Джек убил Элис в припадке гнева, потому что терпеть не мог мраморный пирог, после чего закопал труп жены и оставил ребенка умирать? Или, быть может, Элис убила Джека в припадке гнева, потому что он пренебрежительно отозвался о ее мраморном пироге, после чего закопала труп мужа и оставила ребенка умирать? Определенно дневник, найденный в семидесятые годы, позволяет предположить нечто в этом роде.
А может быть, это ребенок убил Элис и Джека?
Последнее предположение десятилетняя Вероника высказала однажды на пляже Томасу и Грейс, и они покатились со смеху, представляя себе, как младенец (их бабушка Энигма!) выскакивает из кроватки и душит крошечными ручонками Элис и Джека.
Вечером накануне похорон Грейс купает малыша, размышляя о тайне своей прабабки Элис Манро.
Грейс терпеть не может купать ребенка. Когда он плотно завернут в пеленки, то напоминает плотный, податливый футбольный мяч. Но голенький, он такой хрупкий и слабый, с тонкими ножками, подогнутыми, как у цыпленка в супермаркете. Хрупкость его миниатюрных конечностей вызывает у нее дурноту. Кажется, малыш догадывается, что ужасно уязвим в голом виде, потому что, стоит Грейс начать раздевать Джейка, он пищит, пищит и пищит, – звук такой, как будто со скрипом проводят ногтями по школьной доске, и от этого с головой у нее что-то происходит. Когда она держит сына в ванночке, тот молотит ручками и ножками. Возможность нечаянно утопить малыша представляется Грейс вполне реальной, и целью каждого купания становится спасение ребенка. Она боится, что поцарапает ногтями его тонкую красноватую кожу, хотя ногти у нее коротко подстрижены и отполированы.
Ну а Кэллум, разумеется, любит купать Джейка. Грейс могла бы попросить его делать это каждый день, но у нее возникает ощущение, что она идет по опасной дороге и если остановится хоть на миг, то может больше уже не подняться. Лучше продолжать упрямо двигаться дальше.
Грейс размышляет о том, как ее прабабка купала своего ребенка. Когда супруги Манро исчезли, была зима, как и теперь. А зимой на острове становится очень холодно. У Элис не было горячей воды, электричества и газового отопления. Не было и телевизора, чтобы хоть как-то отвлечься во время кормления грудью. Никаких тебе компакт-дисков, которые скрадывали бы тишину дома. Не было холодильника, стиральной машины, сушилки. У них с Джеком вообще было туго с деньгами, как и у всех в то время. «Вы, дети, и понятия об этом не имеете, – говаривала тетя Конни. – Вы думаете, что ужасные вещи происходят только на полях сражения, однако нечто подобное творится и в самых обычных загородных домах». Джек остался без работы. Семьдесят лет спустя совместные сбережения супругов Манро в количестве двух шиллингов и шести пенсов по-прежнему лежат в жестянке, которая стоит на полке над раковиной. Экскурсантам в Доме Элис и Джека разрешается заглянуть в жестянку, которую трясет у них под носом экскурсовод. («Вовсе не обязательно делать это с таким грохотом, Вероника», – говорила, бывало, тетя Конни.)
Грейс не представляет себе, как ее прабабка со всем справлялась, хотя, в свете случившегося, может быть, и не справлялась. Правда, она испекла мраморный пирог. С этим не поспоришь. Это аргумент в ее пользу, разве нет? Нет, конечно. Можно испечь замечательный торт и при этом быть не в себе. Грейс вспоминает, как тетя Марджи энергично натирала на кухне цедру лимона для торта с меренгами, безудержно рыдая: это было в тот самый день, когда у их с Лаурой отца обнаружили рак. Из всей семьи тетя Марджи любила деда больше всех. Кто знает, какие мысли витали в голове у Элис, пока она пекла этот пресловутый мраморный пирог. Знала ли она, что это последний пирог в ее жизни?
Грейс вынимает ребенка из ванночки и кладет на спину на пеленальный столик. По крайней мере, он пока не умеет переворачиваться. Когда научится, то окажется в еще большей опасности. Он станет как скользкий стеклянный шар. От одной мысли об этом у Грейс начинается сверлящая боль в виске.
Что почувствовала Элис, когда у нее родилась девочка? Была ли она одержима заботой о дочери, как это часто бывает у матерей?
Право, странно, что сама Грейс никогда прежде не задумывалась над тем, что приходится правнучкой Элис Манро. В голове Грейс и ее двоюродных брата и сестры с трудом укладывался тот факт, что их седая бабушка Энигма и крошечная брошенная девочка, улыбавшаяся тете Конни и тете Розе, – один и тот же человек. Да и сама история не казалась Грейс особенно интересной. А вот Вероника, наоборот, постоянно придумывала новые – все более жуткие – разгадки этой тайны.
Грейс застегивает кнопки на бледно-зеленых ползунках Джейка, и он опять превращается в нормального, ухоженного младенца, у которого есть нормальная заботливая мать.
Она размышляет дальше. А что, если нечто, заставлявшее прабабку держать себя в руках, заниматься хозяйством, каждый день вставать с кровати и печь мраморный пирог, постепенно ослабевало и, когда однажды ее муж сказал или сделал что-то вполне безобидное, это нечто вдруг лопнуло? И тогда Элис, словно сорвавшись с цепи, впала в ярость, что привело к ужасным последствиям. Грейс думает, что, может быть, эта склонность к резким перепадам настроения заключена в генах, которые сейчас блуждают в ее собственной ДНК. И тогда, наверное, более разумно предпринять что-то, прежде чем эти гены кому-то навредят.
* * *
После купания Джейк, насосавшись молока, мирно засыпает. Грейс кладет сына в кроватку и бесстрастно смотрит на него. Это очень хороший, спокойный ребенок. Он ведет себя в точности как написано в книгах, которые одолжила ей жена Томаса, Дебора.
Незадолго до рождения Джейка Грейс навещала Томаса, Дебби и малютку Лили в их безупречно чистом доме в Вест-Райде. По улице гоняли на велосипедах дети, и повсюду чувствовался запах свежескошенной травы. Дебби угостила ее домашними бисквитами. Томас показал кузине новую беседку. От Томаса исходило ощущение покоя. Казалось, всю жизнь эти три цели – построить дом, найти жену, обзавестись ребенком – тяжким грузом давили на него, а теперь наконец, выполнив все эти пункты, он мог расслабиться и благодушно наблюдать, как прочие люди бьются в попытке обрести собственную тихую гавань.
