Но все это уже не имеет значения. Принц мертв.
Терен Санторо
Терен смотрит на горстку Молодой Элиты. Они спасаются на балирах, взяв с собой и тело принца. Инквизиторы, оседлав других балир, пускаются в погоню. Несколько секунд Терен следит за ними. Он представляет себе лицо мертвого принца: серое, безжизненное, с закрытыми глазами. Сердце, остановившееся навсегда. На камнях площадки темнеют пятна крови.
Терен стоит не шевелясь. Он не улыбается. Энцо. Энцо, которого он знал с детства и который всегда защищал его от нескончаемых упреков отца. И кто бы мог подумать, что именно он окажется Жнецом? «Но я должен был это сделать, – думает Терен. – Грязный мальфетто. Теперь мир станет лучше, и Джульетте будет легче править». Внешне лицо Терена остается бесстрастным. Лицо каменной статуи. Но глубоко внутри сердце сжимается от сознания потери.
И кто бы мог подумать?
Аделина Амотеру
Доверие – это когда летим мы в пропасть и руки наши тянутся друг к другу.
Из амадеранской поэзии
Я погружаюсь, выныриваю и снова погружаюсь в странный, беспокойный сон, наполненный призраками. Или иллюзиями? Я уже не понимаю разницы.
Быть может, ее и нет.
Иногда надо мной склоняется улыбающийся отец. В другие моменты возникает заплаканное лицо Виолетты. И Энцо. Энцо. Он держится чуть поодаль. Я кричу, чтобы он подошел ближе. Сама пытаюсь дотянуться до него, но меня не пускают невидимые путы. Он жив. Он здесь. Откуда-то доносятся крики: «Держите ее!» Мои мысли затуманены. Помню лишь огромное существо, на котором мы сюда летели. Те, с кем я летела, почему-то сидели неподвижно и молчали. Мне хочется открыть рот и что-то сказать. Что угодно. Но я опять проваливаюсь в полубессознательное состояние. Дотрагиваюсь до груди и ощущаю толстую повязку. Зачем меня перевязали? Разве я была ранена?
Рядом кто-то стоит. Я пытаюсь разглядеть, но зрение размыто. Тогда я смотрю на вечернее небо и закрываю свой единственный глаз. Потом вспоминаю: Энцо больше нет. С его гибелью окружающий мир стал серым. Единственное, что я чувствую, – рука Виолетты. Она сжимает мою руку. Я отвечаю тем же. Мое пожатие совсем слабое. Несколько прядок налезают на лоб, мешая смотреть. И они темно-серого цвета. Когда они успели потемнеть?
Смутно я вспоминаю, как мы улетали на спине балиры. Пытаюсь понять, где я теперь. Сквозь кроны деревьев льется сумеречный свет. В траве танцуют светлячки. Я вижу пологий холм, долину, наполненную оттенками сочного зеленого цвета. Ворота. Мы в предместье Эстенции? Или еще дальше?
Изнутри поднимается тошнота. Я снова закрываю глаз. Сон грозит утащить меня в неведомые глубины.
В другой раз я просыпаюсь уже не на открытом воздухе, а в комнате. Ее заливает сумеречный, быстро слабеющий свет. На мгновение мне кажется, что я переместилась в прошлое, в те дни, когда члены Общества Кинжала спасли меня и перевезли во Двор Фортунаты. Даже комната, где я лежу, похожа на ту. Если подождать, войдет улыбающаяся служанка, а следом за ней – Энцо. Его взгляд будет задумчивым и тревожным. Я опять удивлюсь красным прожилкам в его глазах, а он склонится надо мной и спросит, хочу ли я отомстить тем, кто причинил мне зло.
Комната постепенно меняет свои очертания и становится незнакомой. Это опять проявились мои неуправляемые иллюзии. Я окончательно убеждаюсь, что нахожусь не во Дворе Фортунаты, а в незнакомом мне загородном поместье. Я не одна. Меня окружают члены Общества Кинжала. С моих губ срывается стон. Я поворачиваюсь и смотрю на того, кто сидит ближе всех.
Стоило мне шевельнуться, и все настороженно отодвигаются подальше. В их руках появляются кинжалы. Я замираю. Поведение окружающих возбуждает меня. Их страх добавляет мне сил. Потом все это сменяется острой болью. Мои бывшие друзья. Они меня боятся.
Ближе всех ко мне сидит Раффаэле. Он единственный, кто не вздрагивает от моих движений. Его лицо в синяках и ссадинах. Левая скула распухла и приобрела лиловый оттенок. По губе тянется тонкий шрам. Шея тоже в шрамах. Джемма пытается увести его на безопасное расстояние, но Раффаэле качает головой. Она отходит. Я смотрю на них. Они – на меня.
– Где моя сестра? – наконец шепотом спрашиваю я.
Это мои первые слова.
– Отдыхает, – говорит Раффаэле, видя мою тревогу. – Она не пострадала.
Я ощущаю невидимый, но плотный барьер, отделяющий меня от остальных. Голова еще туманная, однако я догадываюсь, чем вызвано такое отношение ко мне. Они не знают, какую роль я сыграла в гибели Энцо. Когда я слышу их слова, меня передергивает. Во мне пробуждается сила. Раффаэле стискивает зубы.
– Это ведь ты убила Данте? – спрашивает Лючента.
Нет, даже не спрашивает, а утверждает. В ее голосе нет прежних ноток дружелюбия. Доверия тоже нет. Только гнев, сдерживаемый из уважения к Раффаэле. Ее я потеряла окончательно.
– Как ты сумела? Он же мог раздавить тебя голыми руками.
Я открываю рот, но слова не произносятся. Да, я убила Данте. Я создала у него иллюзию невыносимой боли. Иллюзия получилась настолько сильной, что его сердце не выдержало. Мое молчание – это все, что требовалось Люченте. Она плотно сжимает губы. В комнате повисает густая завеса страха и неопределенности.
– Это была случайность, – с трудом произношу я.
– Ты работала на Терена? – сердито спрашивает Лючента. – Это к нему ты побежала, исчезнув со Двора Фортунаты? Пошла доносить инквизиторам? Наверное, сделку с ними заключила? – Голос Люченты звучит все выше. – Он ведь благодарил тебя… Тело Энцо еще остыть не успело. Ты…
– Нет! Я все могу объяснить.
Ее предположение снова взбаламучивает мою злость. Иллюзии угрожают вырваться из-под моей власти, но я подавляю их. Однако теперь мои действия настораживают Раффаэле. Джемма смотрит на меня, покусывая губы. Страх исходит и от нее. У меня ноет сердце.
– Я бы ни за что… Это был несчастный случай. Клянусь перед богами.
– Твое мнение, Раффаэле? – спрашивает Микель, нарушая тягостное молчание. – Что нам с ней делать?
Судя по вопросу Микеля и по тому, как строптивой Джемме было достаточно одного жеста Раффаэле, Общество Кинжала избрало себе нового предводителя. Раффаэле качает головой. Его глаза полны печали.
– Ты обещала все объяснить, – говорит он мне. – Начинай. Мы слушаем.
Я обращаюсь к Раффаэле. Так мне легче. Начинаю рассказывать, как окутала Энцо облаком-невидимкой, но Раффаэле слегка машет рукой.
– Рассказывай с самого начала, – непривычно твердым голосом велит он.
У меня дрожат губы. Ему и остальным нужна правда. Как всегда, начинаю не сразу. Запинаюсь, сбиваюсь на шепот, но постепенно обретаю голос.
Рассказываю Раффаэле о вечере во Дворе Фортунаты, когда впервые увидела его танец. О том, как наслаждалась танцем и вдруг услышала голос Терена, а потом и угрозы инквизитора расправиться с моей сестрой. Ничего не утаиваю, запоздало рассказывая то, о чем собиралась рассказать гораздо раньше. И о том, как пошла к Терену в день предварительных скачек. Как просрочила отпущенные мне две недели и как он сам нашел меня в праздник Веснолуния. Как подслушала разговор Энцо и Данте. Как второй раз пришла в Башню инквизиции. Умалчиваю лишь о желании назвать их имена. О неожиданном спасении Виолетты и таком же неожиданном столкновении с Данте. О его угрозах убить меня и моей самозащите, окончившейся его смертью.
