– Появился караван.
– Иду к тебе.
Отключив свою рацию, Рахон бесцеремонно и болезненно толкнул в бок уснувшего связиста:
– Вставай, Камиль!
– Ты чего? – схватился за бок Шамал. – Ребро сломал!
– Не прикидывайся, я знаю, как ломаются ребра.
– Мог бы и повежливей.
– Повежливей будет в усадьбе Фарди. А если ты кому-нибудь пожалуешься, то в селение лучше не выходи.
– Никто не собирался жаловаться.
– Будь готов работать.
– Так я всегда готов.
– Это было заметно. Особенно минуту назад, когда ты храпел так, что сеть поднималась. И как можно спать в такой зной?
– Я привыкший.
– И это заметно. Ладно, будь наготове, я на пост.
– А что, караван появился?
– Какой ты догадливый, Камиль! Нет, на дорогу вышел отряд Альдага.
– Я понял, у меня все готово, и не надо держать меня за дурака.
– Ну что ты, ты среди нас самый умный.
Рахон прошел на пост наблюдения, прилег между валуном рядом с Мухадом, накрывшись маскировочной сетью. Достал свой бинокль, навел его на выход с серпантина.
– Ага! Появились, шакалы. Что-то много охраны, Мухад.
– Да, человек десять, если не больше.
– Неужели этот хитрый лис Ардан почуял опасность?
– Не знаю. Все может быть. Как и то, что ему могли сбросить информацию из Альдага.
Рахон, отложив бинокль, взглянул на подельника:
– Кто, Бяшим? А главное, о чем? О том, что готовится нападение на караван, но тогда Ардан не послал бы его, значит, он может лишь чувствовать опасность, никакой информации у него нет. К тому же все племена в провинции, а также отряды талибов чтут закон о неприкосновенности торговых караванов.
– Почему Фарди решил нарушить его? Это может принести неприятности.
– Потому что у него другие законы, да и хату – племя, не общающееся с другими. Никто из других и не узнает, что караван хату разгромили. Да и разве Фарди решил бы действовать так нагло, если не договорился бы обо всем с талибами?
– Ну, если кто и договорился, то не Фарди. Он еще не набрал ту силу, чтобы вести переговоры с Талибаном.
– Язык твой – враг твой, Мухад, – покачал головой Рахон.
– Но это же между нами.
– Да, поэтому ты ничего не говорил о Фарди, я ничего не слышал.
– Хоп, брат, спасибо.
– Но в следующий раз следи за своими словами. Со мной-то можно, а услышит Шамал, все передаст Фарди, да еще от себя добавит, чего не было. И поверят ему, а не нам.
– Ты прав. Ты, как всегда, прав, Масуд.
– Что у нас на дороге?
Боевики вновь подняли бинокли.
– О! Всадников осталось всего шестеро, – проговорил Мухад.
– Остальные, видимо, сопровождали караван до дороги.
– Тем лучше.
– Конечно. У нас сейчас 16:20. Где-то через полчаса хатуиты пройдут под нами.
– Слушай, Масуд, – повернулся к Рахону Мухад, – а преследовать караван мы не будем?
– Такой задачи Махарад не ставил.
– Так то Махарад, Хакади мог решить по-другому.
– Это их дела.
– Дела-то их, а крайними, как всегда, окажемся мы. Поди потом, докладывай, что не получали задачу сопровождать караван.
– Но это физически невозможно. Стоит нам отойти на запад за гряду, и окажемся на плато, где все далеко просматривается. Нас засекут хатуиты, и тогда от них не уйти.
– И все же ты, когда будешь докладывать, спроси, надо ли сопровождать караван?
– А он скажет: вы что, не видите, что это невозможно? Еще и обзовет ишаками безмозглыми.
– Ну, как хочешь, мое дело маленькое.
– Смотрим.
Караван шел, выдерживая определенную скорость не выше пяти километров в час, так как число погонщиков уменьшилось, два мула были сцеплены, и вел их один погонщик. Всадники пока шли рядом, трое слева, трое справа, позади тащилась повозка.
Жена Хади Айша тихо постанывала, от тряски боль не проходила, по-прежнему усиливаясь приступами, независимо от внешних факторов. Видя страдания жены, Хади уже на начальном этапе решил ввести жене сильный обезболивающий препарат из боевой аптечки вместе со снотворным. Приняв препараты, Айша наконец уснула.
Хади вздохнул, повернулся к Басме, которая опустила края платка – так было легче дышать, – и произнесла:
– Ты не переживай, Хади, если Ардан сказал, что в Кандагаре Айше помогут, то так и будет. В городе много хороших врачей, госпиталь, больницы, в конце концов, врачи, которые лечат дома. Я захватила с собой все золотые украшения. На базаре продам ювелиру, еще деньги будут.
– Денег нам дадут, Басма, – улыбнулся благодарный Хади. – А что на свадьбу потом наденешь, если продашь украшения?
– А я и без украшений красивая.
– Что правда, то правда, да и Амал тоже красавец. Достойный человек, хоть и молодой, воин, ты за ним будешь как за каменной стеной.
– А я не хочу быть за каменной стеной, я хочу, чтобы у нас в доме было свободно, красиво, чтобы душа радовалась, когда заходишь. А вокруг много цветов.
– Эх, девочка, жизнь не только радость и цветы. Роза вон тоже какая красивая, а на стебле колючки. Захочешь потрогать, насладиться ароматом, а тебе в ладонь колючки.
– У нас с Амалом все будет по-другому.
– Всевышний вам в помощь!
– Тебе надо с Майганом поговорить.
– О чем?
– Сам не понимаешь? Айша проснется, ей в туалет надо будет. На ходу она это не сможет, да и место нужно такое, чтобы мужчины не видели. Поэтому надо договориться с Ури, чтобы остановил караван там, где и когда я скажу.
– Об этом не подумал. Но зачем договариваться? Люди прекрасно понимают мое положение. Будет нужда, остановятся и без договоренностей.
– Ну, смотри. Чтобы никто не видел.
– Что я, не понимаю? Ты сиди, смотри за сестрой, она будет спать еще часа три, запотеет, сними безрукавку, платок. А я пойду помогу братьям, пусть погонщик, что двух мулов ведет, отдохнет. Но если что, то зови.
– Обязательно.
Хади с печалью и болью посмотрел в измученное лицо жены, спрыгнул с арбы и пошел быстрым шагом к погонщику.
Как только караван прошел мимо позиции наблюдателя, оставшейся незамеченной, да охрана и не всматривалась в вершины широкой гряды, Рахон перебрался к связисту:
– Так, Камиль, давай-ка мне господина Хакади!
