А он шагнул вперед, не дожидаясь от меня благодарностей. Теперь все внимание главы рода Клинг было сосредоточено на волчице.
— Ты дважды ослушалась меня.
Сказать, что мне было страшно — значит, не сказать ничего. Норберг говорил, почти не разжимая губ. Но я не сомневалась, что именно так, а не криком проявляется у него крайняя степень бешенства.
— И если первый раз я был готов простить тебя, то прямое непослушание и нападение не сойдут тебе с рук.
Волчица заскулила громче, словно пытаясь вымолить прощение.
— Я приговариваю тебя к той же участи, что постигла нашего отца, — холодно обронил Норберг.
Я затаила дыхание. Он убьет Айшу? На моих глазах убьет свою сестру, как прежде убил отца?
Но реальность оказалась иной.
Снежный барс в последний раз мотнул головой, явно борясь с желанием перегрызть волчице глотку. Затем разжал клыки и светлой тенью скользнул в сторону.
Волчица теперь скулила в полный голос. Перевернувшись, она униженно поползла к Норбергу на брюхе, волоча задние лапы.
И внезапно взмыла в воздух. Норберг резко выставил вперед руку, пальцы которой окутались зеленым туманом, и без малейшего видимого напряжения удерживал зверя над землей.
Волчица вдруг зарыдала в полный голос. Совсем как несправедливо обиженное дитя. Пальцы Норберга загорелись особенно ярко, и я увидела, как от зверя отделяется полупрозрачная тень. Она упрямо цеплялась за шерсть животного, но Норберг сжал кулак — и тень растаяла. Обнаженная Айша, в мгновение ока обернувшись человеком, рухнула на землю. Без чувств, но живая.
— Она теперь не оборотень, — глухо проговорил Норберг, разглядывая свой кулак с таким удивлением, будто сомневался — он ли это сотворил. — Для двуединых это наказание куда худшее, чем смерть. Помнить зов леса, видеть в снах охоту — и знать, что больше никогда не повторишь все это.
— Так ваш отец остался жив? — переспросила я.
Вспомнились рассуждения Вентора о том, что для Норберга поступить так будет величайшей ошибкой.
— Я знаю, что мальчик считает меня хуже зверя. — Едва заметная усмешка тронула губы Норберга. Он прикоснулся к хрустальной слезе уже знакомого мне амулета, видневшегося в распахнутом вороте рубашки, и завершил чуть слышно: — Но я все же стараюсь остаться человеком. Хотя бы в память о прошлом.
После чего подошел к Айше, которая лежала на земле без сознания, легко поднял ее, взвалил себе на плечо и отправился прочь.
Мгновение, другое — и я осталась наедине со снежным барсом, который сидел чуть поодаль и старательно, словно большая кошка, умывал лапой разбитый в кровь нос.
Почувствовав мой взгляд, барс поднял голову. Длинным шершавым языком слизнул очередную каплю крови, скатившуюся по усам. И неслышимой тенью скользнул ко мне.
Я все еще сидела, не рискуя пока встать, поэтому барс ласково боднул меня в плечо, едва не опрокинув тем самым назад. Заурчал, ластясь к моим босым ступням — туфли я потеряла чуть раньше, но даже не заметила этого, захваченная перипетиями происходящего.
Я обвила руками его шею. Уткнулась лбом в его лоб, глядя в такие знакомые глаза.
— И что же нам делать? — прошептала, страшась подумать о семье и о Генрихе.
О Генрихе! Он хороший парень и не заслуживает такого. Я разобью ему сердце, если объявлю о том, что свадьбы не будет.
— Я же просил в моем присутствии не вспоминать о других мужчинах, — недовольно прорычал барс.
И опять воздух знакомо задрожал от превращения. Мои пальцы теперь не зарывались в теплый мех, а скользнули по голым плечам Фелана.
Он потянулся к моим губам. Впился в них требовательным поцелуем, но тут же отпрянул, словно испугавшись чего-то.
— Марика, я не уверен, что смогу сдержаться, — хрипло проговорил он. — Как и тогда, от тебя пахнет кровью и страхом. Как и тогда, я слишком зол. Более того — только что пережил схватку. Я боюсь, что сделаю тебе больно…
Я мягко улыбнулась и с силой, удивившей даже меня, привлекла его к себе.
— Только платье не рви, — попросила я. — Пожалуйста.
Фелан издал что-то среднее между коротким горловым смешком и рыком голодного зверя. Опять прильнул к моим губам, опрокидывая на землю.
Я чувствовала, как тряслись от внутреннего напряжения его руки, когда он стаскивал с меня это разнесчастное платье. Наверное, это было самым тяжелым для него — осторожно поддеть пальцами лямки из тонкой ткани и бережно потянуть ее без всяких рывков.
Я глубоко вздохнула от наслаждения, когда наши обнаженные тела соприкоснулись. Его кожа была настолько горяча, что почти обжигала.
— Как же я скучал по тебе, — пробормотал он. — Даже не помня тебя, продолжал скучать. Прости меня, Марика. Прости за все. Я вел себя как последний идиот.
Я закусила губу, сдерживая стон удовольствия, когда его язык скользнул по моей шее вниз. Он втянул в себя мой сосок, другой при этом лаская подушечкой большого пальца. Затем выпустил и начал спускаться с поцелуями все ниже и ниже.
Когда его язык проник в меня, я все-таки не выдержала и тонко застонала. Запустила пальцы в его шевелюру, больше всего опасаясь, что сейчас он остановится.
Затем язык сменили пальцы. Такие длинные и тонкие, они достигали самых сокровенных уголков моего тела, заставив извиваться и глухо вскрикивать каждый раз, когда их танец слегка замедлялся.
— Я больше никогда не причиню тебе боли, — шепнул Фелан.
Я распахнула глаза, когда он притянул меня к себе за бедра и длинным плавным движением вошел. Нет, как он и обещал, больно не было. Но я успела забыть, насколько это было приятно.
А когда Фелан начал двигаться, все посторонние мысли покинули мою голову. На всем свете оставалось только двое — я и он. А еще огромное звездное небо, которое проглядывало через кроны деревьев и словно подмигивало нам, обещая хранить эту тайну.
И уже позже, когда я засыпала на его плече, и думать забыв про возвращение домой, вдруг пришло осознание: Фелан опять не воспользовался чарами, предохраняющими от беременности.
— Я знаю, — шепнул он мне на ухо. — Я знаю, Марика. Но спи. Утро вечера мудренее.
И мое негодование растаяло, так толком и не оформившись. Никакие дурные мысли или кошмары не тревожили меня, когда я заснула в его объятиях.
ЭПИЛОГ
Утром я проснулась в своей кровати. Это было так странно и удивительно, что я несколько раз с силой ущипнула себя за локоть, пытаясь разогнать наваждение.
В памяти были слишком свежи события прошедшей ночи. Айша, выманившая меня из дома, ее схватка сначала с Норбергом, потом с Феланом. Наша ночь, наполненная безмолвными признаниями в любви и стонами взаимного наслаждения… Неужели мне все это лишь приснилось?