Истребители все же старались не зря, и выяснилось это довольно скоро. Стрелка датчика уровня топлива начала стремительно скатываться вниз – как оказалось, баки им американцы все же разворотили. Примерно через полчаса моторы встали, и Штайнмайер повел свой самолет на вынужденную посадку, которую успешно выполнил. Правда, самолет пришлось немедленно покинуть – через дыры в бортах его начало очень быстро заполнять водой. К счастью, все три члена экипажа оказались живыми и даже не поцарапанными, и резиновая лодка, имеющаяся на борту самолета, уцелела. После двух суток болтания на волнах их заметили с американского эсминца и подняли на борт. Оставшуюся часть войны Штайнмайер провел в плену, но главное он все же сделал – его сигнал дошел до цели, и адмирал Лютьенс узнал о местоположении и курсе американского флота до того, как стало бы поздно. Всего одна радиограмма, но она всерьез повлияла тогда на весь ход войны.
Узнав о том, куда направляется американский флот, Колесников с трудом сдержался от того, чтобы не покрыть всех и вся неприличными словами, причем по-русски. Однако же все-таки у него хватило выдержки, чтобы просто окинуть своих офицеров тяжелым взглядом, от которого многим захотелось немедленно нырнуть под стол. Несколько секунд адмирал размышлял, не обращая ни на кого внимания, а когда заговорил, его приказы были четкими и ясными. Не все ли равно, что у тебя на душе – идет война, и личное приходится отодвигать в сторону, чтобы не причинить ущерб делу.
Адмирал Кузнецов мог чувствовать законную гордость – еще ни у одного русского флотоводца за спиной не было такой силы, как у него сейчас. Семь линкоров (правда, три итальянских, а макаронники те еще бойцы), два линейных крейсера и два авианосца плюс крейсера и эсминцы. С такой эскадрой и впрямь можно идти на Америку.
Откровенно говоря, Кузнецову полученное задание не нравилось, хотя умом он и понимал его смысл. Нанести удар по побережью США, в качестве цели выбрать любой город, главное, создать побольше паники. Да, умом понятно – лишить противника уверенности в собственных силах, демонстративно выпороть… А заодно уничтожить все военные корабли, которые попадутся на пути. Это даст возможность безбоязненно проводить транспорты с войсками.
Противодействия американского флота можно было не опасаться. Лютьенс, специально прилетавший в Панаму, объяснил Кузнцову нюансы операции. Все очень логично – пока американский флот будет связан необходимостью противостоять более серьезному врагу, немцам, у советско-итальянской эскадры и впрямь развязаны руки. И, хоть и обидно немного чувствовать себя на вторых ролях, следовало признать, что операция выглядит достаточно логичной и выполнимой.
Кузнецов в очередной раз обернулся, посмотрел на итальянские корабли. Те шли отдельной колонной – три линкора, невероятно красивых корабля. Пожалуй, так могли строить только итальянцы. По сравнению с ними и немецкие, и французские, и даже русские корабли выглядели массивными и неуклюжими монстрами. Хотя они-то еще ничего, а вот британские, те, которые последней серии, достроенные уже в Германии, и вовсе утюги утюгами.
Три итальянских линкора, если они будут стрелять лучше, чем в прошлый раз, это сила. Впрочем, по берегу сложно промахнуться. Могло быть и четыре, но – увы, «Литторио» в сражении при Панамском канале получил такие повреждения, что сейчас находился в Италии, на ремонте. «Рому» подлатали на месте, равно как и русские корабли, а вот итальянский флагман больше напоминал обгоревший металлолом. Удивительно, как он выдержал переход через океан, хотя служившие на нем макаронники так хотели домой, что, наверно, оказались способны на маленькое чудо.
Вспомнив результат того боя, Кузнецов непроизвольно поморщился. Вояки… Правда, свежеиспеченный командующий итальянским флотом вроде бы нормальный мужик, храбрый и решительный, и порядок на вверенных ему кораблях наводил воистину драконовскими методами, но все равно, веры им пока нет. Хотя осуществляющий общее командование военно-морскими силами Лютьенс почему-то относится к Боргезе исключительно хорошо.
Лютьенс… Почему-то Кузнецов рядом с ним чувствовал себя мальчишкой, да и итальянец, похоже, тоже. Притом, что знаменитый немецкий адмирал не показывал своего превосходства. А ведь оно было – как же, с малыми силами выиграл войну на море, не проиграл ни одного сражения, не потерял ни одного корабля! На такое, помнится, способен был разве что Ушаков, к которому немецкий адмирал, кстати, относился с невероятным уважением. Сейчас под его началом мощнейший в Европе, а может, и в мире флот. Кузнецов прекрасно понимал, что немец и впрямь может позволить себе смотреть на подчиненных свысока, однако же Лютьенс никогда так не делал. Всегда был ироничнодоброжелателен, любил пошутить и знал толк в хорошем коньяке. И не скрывал своих тактических приемов и наработок, объясняя интересующимся смысл любого маневра. Правда, Кузнецова не отпускало ощущение, что в бою действия адмирала были, скорее, экспромтом, а объяснение им находилось (или просто выдумывалось) позже, когда появлялось на то время. Да и вообще, как-то внезапно проснулся талант обычного среднестатистического адмирала, ничем кроме личной храбрости ранее не примечательного.
Странный он все же, Лютьенс. Большинство немцев все же излишне чопорные и на русских поглядывают с ощущением превосходства. А этот, хоть и не демонстрирует всем и каждому свою открытость, чем грешат многие коллеги советского адмирала, но зато готов помочь делом, всегда найдет что сказать и за словом в карман не лезет. Свободно владеет русским языком, знает массу анекдотов – а главное, понимает их смысл. В море выходит под пиратским флагом – ну, это-то как раз понятно, его сам Гитлер, по слухам, сделал. В подарок.
А еще, Лютьенс пользуется доверием товарища Сталина. Почему, как – совершенно неясно, однако каждый раз, когда адмирал прилетал в Москву, они со Сталиным долго беседовали наедине. И когда флот уходил в поход, Сталин лично приказал Кузнецову слушаться немца, как родную маму. Странно все это и непонятно. Хотя, конечно, странностей и без этого хватало. Кузнецов прекрасно знал, кто помог СССР достроить новые корабли, оснастить их по последнему слову техники и подготовить экипажи. В общем, информации для размышлений много, но ясно главное: Лютьенс Советскому Союзу не враг, скорее, наоборот, и его действия направлены не только для блага Германии, но и, в равной степени, СССР. И возникает логичный вопрос, зачем немцу, ни разу не коммунисту, этим заниматься? Они ничего не делают, если не видят в том собственной выгоды, а вот как раз ее-то Кузнецов узреть здесь не мог. Прямо хоть лупой вооружайся!
– Товарищ адмирал!
Кузнецов обернулся, поглядел на вытянувшегося в струнку матроса и остался доволен. Все же недавно начатые в вооруженных силах реформы пошли им явно на пользу. Во всяком случае, теперь ни один комиссар не имел права отменить приказ командира, да и дисциплину подтянули резко. Офицер снова стал офицером, а права у него заметно расширились. Поговаривали, скоро еще и погоны введут, но это в будущем, может быть. А дисциплина – она подтягивается здесь и сейчас, что радует.
Зато не радовала только что принятая и расшифрованная радиограмма, которую матрос доставил. Кузнецову достаточно было пробежать по ней глазами, чтобы понять – американцы сумели их перехитрить, и теперь Лютьенс сообщал, что навстречу Кузнецову идет американский флот. Неприятно, особенно с учетом того, что американцы здесь и сейчас имели больше кораблей и орудий.
