— Вот видишь!
— Вижу… — Этторе почесал правое ухо. — Ну, куда пойдем? Где живет эта твоя синьора Анна?
— Вроде бы там, за тем каналом… Нет… не там, точно. Наверное, левее… вон ту колокольню я, кажется, помню…
Друзья прошли узкой улочкой мимо церкви San Donato и… сами не поняли, как вышли к Арсеналу.
— Знаешь, Тонино, твой «дибилизмо топографико» меня уже…
— Да-да, я понимаю… — торопливо перебил его Антонио. Он знал, что Этторе ничего не стоит выразиться самым что ни на есть открытым текстом. — Нам, кажется, сюда!
Проплутав по кривым венецианским переулкам, мальчишки вновь вышли к вычурной церкви San Donato. «Какой безобразный орнамент!..» — машинально подумал Антонио, глядя на мозаику над входом.
— Но ведь я точно помню, что это было здесь! — Он показал на обширный пустырь, заваленный бесполезным мусором. Чуть дальше синели воды Лагуны.
— Ясно…
— Что тебе ясно? — обиделся Антонио.
— Все. Послушай, Тонино, может, она ведьма?
— Сам ты ведьма!
— Я ведьма? А ты… — Этторе произнес пару определений, вполне нормальных для сына портового рабочего, но не всегда допустимых в печатном издании.
— Ну и пожалуйста! — с врожденной интеллигентностью парировал Антонио. — Ну и иди себе в… эту… как ее…
Этторе досадливо сплюнул сквозь зубы, как это делают настоящие моряки в порту, совершенно не нарочно попав на башмак Антонио.
Мальчишки одновременно развернулись и пошли прочь с твердой решимостью больше никогда друг с другом не связываться.
Москва, 2005 год
Козы жрали все — от хлеба и колбасы (тоже мне, травоядные!) до оберточной бумаги, в которую колбаса была завернута. Но когда белая коза, мелко тряся бороденкой, потянула из рук Бурика фольгу от шоколадки, он испугался, закричал: «Отдай, отдай сейчас же, глупое животное!» — и попытался вырвать фольгу. Впрочем, он опоздал — нижняя челюсть глупого животного сделала несколько быстрых круговых движений, и фольга бесследно исчезла в прожорливой пасти.
— Как же так! — переживал Бурик. — У нее будет это… как его… несварение…
— Ничего ей не будет, — беззаботно сказал Добрыня.
Коза, отойдя от Бурика, подошла к Добрыне и уткнулась мордой ему в руки. Добрыня ласково похлопал ее по боку и легонько подергал за бороду, приговаривая: «Все у нас прекрасно сварится-переварится…» Коза мотала головой, но не уходила, продолжая обнюхивать добрынины штаны.
Ребята сидели на стволе поваленного дерева в двух шагах от рельсов. Вокруг не было ни души, лишь изредка мимо проносились электрички. Но только мальчишки уселись на бревно и достали съестные запасы, чтобы подкрепиться и слегка облегчить добрынин рюкзак, как откуда-то прибрели эти козы…
— Ну что, наелась? — спросил Добрыня у козы. — А теперь мы будем тебя доить. Держи ее за бороду.
— Ты с ума сошел, — засмеялся Бурик, но Добрыня и в самом деле успел дернуть за вымя, похожее на большую, надутую воздухом резиновую перчатку. Коза с недовольным меканьем отскочила.
— Пошли дальше, — как ни в чем не бывало сказал Добрыня, поднимаясь и вытирая мокрые руки о штаны.
«Он в самом деле немножко не в себе, — думал Бурик. — Никогда не угадаешь, чего от него ждать в следующую минуту… и ни за что не поймешь, шутит он или говорит всерьез. Такого наплетет… дождь, видите ли, подождал, пока мы дойдем до укрытия… поезд этот…»
Привыкший к долгим рассуждениям Бурик почувствовал, что если он будет продолжать думать в том же духе, то сам свихнется. Он сердито отвернулся и стал рассматривать грязные кусты на краю станции, но тут как раз подошла электричка на Москву. Мальчишки забрались в предпоследний вагон. Добрыня тотчас подбежал к противоположной двери тамбура и жадно стал глядеть в окно. Бурик подошел к нему.
— Куда ты так пристально смотришь?
Добрыня не отвечал, будто не расслышал. Бурик встал рядом и тоже стал глядеть сквозь треснувшее стекло на проплывающий мимо пейзаж. Пейзаж был самый обыкновенный — прямо у поезда мелькали кусты, дальше шло большое поле, с краю темнел лес. За полем, где-то далеко виднелась то ли деревня, то ли небольшой городок.
— Красиво… — сказал Бурик.
— Видишь церковь? — тихо спросил Добрыня.
— Где?.. — спросил Бурик и тут же увидел. — Ага! Вон купол блестит!..
— Когда мы сюда ехали, ее не было.
— Ее не было видно?
— Нет, ее просто не было.
Бурику стало не по себе.
— Где ж она была?
— Не знаю. Она вообще редко здесь появляется. Только в особых случаях. А главное, если возвращаешься налегке… вот как сейчас…
То, что говорил Добрыня, было невозможно, Бурик вполне сознавал это, но ему почему-то не хотелось рассуждать и что-то себе доказывать. Хотелось просто поверить — какв раннем детстве безоговорочно веришь в рассказанную сказку. И в следующую секунду Бурик понял, что верит Добрыне. Каждому его слову. И что удивительней всего — от его слов в душе не возникало чувство противоречия. Наоборот, было бы странно, если б церковь стояла все время на одном месте, как вкопанная. Так бывает во сне, да и то изредка. «Может, я сплю?» — подумал Бурик.
— А сейчас особый случай? — тихо спросил он.
— Ага… — сказал Добрыня, поворачиваясь. Они встретились взглядами, но тут же отвели глаза, словно испугавшись чего-то.
Бурик вспомнил, что где-то читал или слышал о чем-то подобном. Но эта мысль, мелькнув, исчезла, и он снова поглядел в окно. Церкви на прежнем месте не было видно, хотя место было открытое и ровное, деревьев мало, спрятаться за ними она не могла.
— Сойдем на следующей станции? — предложил Добрыня, и Бурик тут же согласился, хотя минут десять назад твердо решил ехать прямиком до Москвы. Ноги гудели от усталости, да и электричку сейчас не дождешься — эту полчаса ждали.
— Мы пойдем искать эту церковь? — спросил Бурик, когда электричка скрылась из виду.
— Зачем? — удивился Добрыня.
— Разве мы не для этого сошли? Для чего тогда?
Добрыня пожал плечами.
— Мы же гуляем: где хотим, там и выходим.
Еще час назад подобный ответ, наверное, взбесил бы Бурика. Теперь же он не чувствовал никакого раздражения и сам себе удивлялся. Вся их сегодняшняя прогулка была бесцельным и бессмысленным шатанием по пригороду Москвы вдоль железнодорожных путей. Ни поезда, ни старинного паровоза они, конечно, не нашли, да, кажется, и не особо искали. Скорее всего этот поезд-призрак Добрыня выдумал прямо там, на балкончике. Хотя нет, вот в газете… ну да мало ли чего пишут в газетах…
Пока ребята поднимались по крутому косогору, Бурик тяжело отдувался, но наверху почувствовал себя покорителем вершины. Он с гордостью поглядел вниз — высота была изрядная. Внизу расстилался удивительный вечерний пейзаж. Окрашенные в розовые цвета неярким закатным солнцем деревья и домишки вдоль железной дороги выглядели необычно, чуть сказочно, четко вырисовываясь на фоне перистых, легких, «богородичных» облаков, медленно плывущих по вымытому небу.
