Важно обратить внимание и на состав паствы. Нет специального подбора по возрасту, национальности, профессии, образовательному уровню или уровню доходов. Прихожане – случайным образом собравшиеся люди, объединенные только приверженностью определенным ценностям. Месса нивелирует экономическое неравенство и эффективно разрушает статусные группы, в которых мы обычно вращаемся, отправляя нас в более широкое море человечества.
В наш секулярный век мы часто думаем, что любовь семьи и чувство общности суть синонимы. Когда современные политики говорят о своем желании исправить общество, в качестве символа квинтэссенции общности они приводят пример семьи. Но христианство мудрее и менее сентиментально в этом вопросе, поскольку признает, что ограничение семьей может на деле сузить круг наших привязанностей, отвлечь от связи со всем человечеством, отучить любить не только близких, но и соседей.
Для укрепления чувства общности церковь просит нас оставить за ее порогом все привязки к земному статусу. Внутри в цене любовь и милосердие, тогда как снаружи – власть и деньги. Среди величайших достижений христианства – его способность без какого-либо принуждения, за исключением самых мягких теологических аргументов, убедить монархов и магнатов преклонить колена и умалиться перед статуей плотника и омыть ноги крестьянам, дворникам и шоферам.
Церковь делает даже больше, чем просто декларирует, что мирской успех значения не имеет: различными способами она демонстрирует, что мы можем быть счастливы и без этого. Уважая причины, по которым мы в первую очередь хотим обрести статус, церковь устанавливает условия, благодаря которым мы готовы отказаться от любых званий и принадлежности к какому-то классу. Она, похоже, знает, что мы стремимся обрести власть, главным образом из боязни того, что может случиться с нами, если у нас не будет высокого ранга: нас лишат всего, нами будут помыкать, друзья разбегутся, и придется влачить скромное и унылое существование.
Гениальность мессы в том, что она шаг за шагом избавляет от этих страхов. Здание, в котором идет месса, почти всегда великолепно. Хотя построено вроде бы с тем, чтобы знаменовать равенство людей, по красоте оно превосходит многие и многие дворцы. Компания тоже соблазнительная. Мы горим желанием стать знаменитыми и влиятельными, тогда как «быть как все» представляется незавидной судьбой, если норма – это посредственность. Высокий статус становится инструментом, выделяющим нас из группы, которую мы презираем и которой боимся. Однако, когда прихожане кафедрального собора начинают петь «Славу в вышних Богу», мы чувствуем, что это собрание людей не имеет ничего общего с теми толпами, которые мы видим в торговых центрах или больших аэропортах. Незнакомые люди смотрят на сводчатый, в звездах, потолок, хором поют: «Господи, приди, в людях своих живи и укрепляй их Своей милостью» – и оставляют нас с мыслью: а может, человечество не так уж и плохо.
В результате может возникнуть ощущение, что не обязательно так много работать: мы собственными глазами видим, что почет и безопасность, которых мы надеемся добиться благодаря карьере, уже достигнуты в сердечной и доброжелательной общности, которая приглашает нас, не выставляя никаких требований.
И если в мессе так много упоминаний о бедности, печали, неудачах и утратах, то причина в следующем: церковь рассматривает больных, падших духом, отчаявшихся и старых как аспекты человечности (это просто подчеркивается), которые очень соблазнительно отрицать, но именно они делают нас, если мы их признаем, ближе друг к другу.
Когда в нас проявляется высокомерие – или superbia, если перейти на латынь Августина, – в нашей личности главенствует грех гордыни и отрезает нас от окружающих. Мы становимся неинтересны для других, когда все, что нам хочется, так это убедить окружающих, до чего у нас все хорошо, а ведь дружба имеет шанс расцвести, лишь когда мы решаемся поделиться тем, чего боимся и о чем сожалеем. Прочее – всего лишь умение привлечь внимание. Месса поощряет смирение гордыни. Недостатки, выказывать которые мы так стыдимся, опрометчивые поступки, за которые, мы знаем, нас будут высмеивать, секреты, из-за которых наши разговоры с так называемыми друзьями несерьезные и пресные, – все это проявляется как обычная часть человеческого бытия. У нас нет оснований что-то скрывать или лгать в здании, построенном, чтобы чтить страх и слабость человека, который ничем не напоминал героев античности, или яростных солдат римской армии, или плутократов тогдашнего Сената, и, однако, именно он оказался достойным короны высшего из людей, царя царей.
4
Если нам удается не заснуть на мессе и извлечь из нее уроки, ей по силам заставить нас сместить привычные эгоцентричные оси координат. Она также подарит нам несколько идей, которые мы вполне можем использовать, чтобы изменить некоторые особенности современного мира.
Первая из таких идей – это то, что полезно приглашать людей в какое-то отдаленное место сбора, которое должно быть достаточно привлекательным, чтобы пробудить энтузиазм, достаточный для формирования группы. Место это должно побудить гостей забыть привычный пугливый эгоизм ради радостного слияния в коллективном духе: маловероятный сценарий для большинства современных общественных центров, один внешний вид которых парадоксальным образом укрепляет нежелание присоединяться к чему-то общему.
Искусственное построение может, тем не менее, открыть дверь искренним чувствам. Правила, как проводить мессу, инструкции на латыни и английском из католического служебника (1962).
Второе – месса преподает урок о важности разработки правил, направляющих людей при их общении друг с другом. Литургическая сложность служебника – книги, в которой приведены подробнейшие инструкции для проведения мессы, расписано, когда прихожане должны смотреть вверх, вставать, опускаться на колени, молиться, пить и есть, – указывает на этот специфический нюанс человеческой натуры: нам приятно, когда мы знаем, как вести себя среди других. Если мы хотим, чтобы между людьми возникли крепкие взаимоотношения, четко прописанный порядок групповых действий принесет гораздо больше пользы, чем предоставленная группе возможность бесцельно тусоваться.
Последний урок, который можно извлечь из мессы, тесно связан с ее историей. Прежде чем стать службой, до того, как прихожане сидели лицом к алтарю, за которым священник держал облатку и чашу вина, месса была трапезой. Известная нам евхаристия начиналась с того, что общины первых христиан отставляли работу и домашние дела и собирались за столом (на который обычно ставили вино, зажаренного ягненка и пресные хлебы) в память о Тайной вечере. Они говорили, молились и клялись в верности Христу и друг другу. Как и евреи с их трапезой в Шаббат, христиане понимали, что воспринимать чужие горести мы более всего расположены, когда утолим голод. В честь самой важной христианской добродетели эти посиделки называли пирами любви, и они регулярно проводились христианскими общинами в период между распятием Христа и Лаодикийским собором в 364 г. Лишь жалобы на изобилие некоторых из этих трапез со временем привели к тому, что церковь того времени приняла прискорбное решение о запрете пиров любви, предложив верующим есть дома со своими семьями и только потом собираться на духовный пир, который сегодня известен нам как евхаристия.
