— Думаю, что могу позволить себе воспользоваться фразой моего друга, — произнес он затем. — Считайте, что я вас обнял, милорд.
И с этими словами он ушел.
На следующий день приехала Джеральдина. Она не стала спать с ним еще раз, показалась Роберту какой-то больной, плакала во сне. Лежа рядом с ней и робко гладя ее плечо, он услышал, как она отчаянно шепчет чье-то имя:
— Франческа, Франческа.
Он не знал никого с таким именем, но она выкрикивала его, словно умоляя кого-то. Если ей вскоре не станет лучше, нужно будет позвать врача. Может быть, снова нарушилось равновесие соков в организме, поскольку Джеральдина опять мерзла — как и во время болезни.
Но ощущение счастья не покинуло Роберта. Напротив. Один-единственный раз Джеральдина в отчаянии пришла к нему, позволила ему быть рядом. Вопреки обыкновению, она не ходила на банкеты и танцы, проводила большую часть времени в его покоях. Единственные люди, с которыми она говорила, были он сам и Давид, нидерландец, которого он уступил ей в услужение. Его она гоняла с поручениями по дворцу, но в остальном практически ничего не делала.
Джейн Сеймур, новая королева, которую Генрих VIII всячески восхвалял и называл любовью всей своей жизни, на крещении сына не появилась, что было в соответствии с обычаями. Но не показалась и позже, нездоровье, связанное с родами, продлилось дольше обычного.
— Это просто слабость, пройдет, — заверяли друг друга дамы в коридорах. — Говорят, она рожала пять дней, неудивительно, что бедняжке нужен покой.
Роберт снова ждал в коридоре, чтобы донести просьбу до своего короля. Но сегодня король остановился охотно, попросил свиту подождать, чтобы выслушать, что скажет ему подданный. А тот попросил перевести «Мэри Роуз» в сухой док Портсмута и поручить просмолить ее заново, чтобы она не портилась в воде.
Король рассмеялся.
— Сухой док в Портсмуте — за этим стоит ваша горячая черная голова, верно? Мы сами симпатизируем этому парню, но поговаривали, будто он был среди мальчиков великой шлюхи.
— Его интересует лишь кораблестроение, — произнес Роберт. — Я за этого человека готов поручиться двумя руками, Ваше Величество.
— А «Мэри Роуз» вы должны были получить только тогда, когда проявите себя.
— Само собой разумеется, Ваше Величество. Мы не будем говорить о модернизации, пока Ваше Величество не будут довольны нами. Сначала же речь идет лишь о том, чтобы сделать корабль мореходным и предотвратить его дальнейшее разрушение.
— Хорошо, хорошо, — проворчал король, улыбнувшись, и потрепал Роберта по плечу. — Я слышал, что послы императора болтают, будто мы держим наши корабли в неподобающем состоянии. Ради нашего Эдуарда сделайте то, что считаете нужным. Но ведите себя хорошо, слышите? И сегодня вечером непременно как следует потанцуйте!
Роберт передал известие, словно подарок, позаботился о том, чтобы Флетчеру выправили все необходимые для перевода документы. После он заставил его поехать с ним в бассейн и посмотреть корабль. Гордый четырехмачтовик выглядел будто больная старуха, но он обязательно поправится и расцветет невиданным цветом.
— Что вам видится насчет нее? — спросил Роберт.
— Я оставлю свои мысли при себе. Как мужчина на брачном ложе.
Роберт осторожно толкнул его локтем в бок.
— Да ладно вам. Не будьте таким зазнайкой. Я ведь не спрашиваю подробностей, мне просто хочется разделить с вами мечту о ней.
Флетчер не смотрел на него, его взгляд был устремлен на «Мэри Роуз».
— Я хочу, чтобы в Англии не было мужчины, который не знал бы ее имени, — произнес он. — Ни сегодня, ни через пять сотен лет.
Когда Роберт вернулся во дворец, обычно такие оживленные коридоры были погружены в глубокое молчание. Ему показалось, что за одной из дверей он слышал приглушенные всхлипы, а его слуга, который должен был помочь ему переодеться к ужину, огорченно покачал головой.
— Банкет отменили, милорд. Наша добрая королева Джейн скончалась час назад.
Джеральдина ждала его в своей спальне. Она лежала в постели под горой одеял, но не спала.
— Роберт, — сказала она, едва он вошел. — Я должна тебе кое- что сказать.
Он присел на край кровати, наклонился, чтобы поцеловать ее.
— Я уже знаю, мой ангел. Это ужасно грустно, не правда ли?
— Я не о королеве, — произнесла она и отвернулась. — То, что я должна сказать тебе, не покажется тебе ужасно грустным, потому что ты хотел этого, как одержимый. Думаю, сейчас ты закричишь от радости и бросишься мне на шею, а потом купишь мне сладкого вина и засахаренных слив.
23
Фенелла
Конец лета 1539 года
«Casa Francesca» — так они назвали построенный на соседнем участке дом, где ухаживали за стариками и больными. В честь Франчески да Римини и Франческо Петрарки. Однако жители Портсмута отказывались использовать заморское название и величали его «Домом бессмертных».
— Кто бы ни отправился умирать в этот дом, — шутили они, — его не выносят оттуда ногами вперед, нет, он остается вечно живым.
В этой дружеской насмешке была доля истины. В «Casa Francesca» было место для десятерых страждущих, о которых заботились до самой смерти, но дом постоянно был переполнен, потому что никто не умирал.
— Должно быть, все дело в том, что ухаживаешь за ними ты, — говорила Фенелла Лиз, которая с помощью семьи и нескольких добровольцев неустанно ухаживала за больными.
— Да брось, — отмахивалась Лиз. — Это все Саттон-холл. Говорить так — богохульство, но действительно, всякий, кто входит туда, как будто получает вечную жизнь на земле.
— Это не богохульство, — возражала Фенелла. — Как бы Господь справлялся с нами, не будь у него чувства юмора?
Кроме того, Лиз была совершенно права: все ждали, что отец Бенедикт и Летисия Флетчер умрут в течение нескольких месяцев, но они жили и жили, ели, пили, ругались или молчали. Мать Фенеллы, которая всю жизнь была женщиной болезненной, уже не первый год совершенно не жаловалась на здоровье. Из-за сэра Джеймса они тревожились весь последний год, поскольку обычно такой бодрый мужчина, казалось, превращался в развалину прямо на глазах, но неделю назад он уехал в Лондон вместе с тетушкой Микаэлой навестить Джеральдину и ее семью. Перспектива увидеть внука, на которого он не смел и надеяться, взбодрила его.
Тетушка ехать не хотела, но сэр Джеймс не давал ей покоя.
— Ты ведь хочешь хоть раз обнять свою внучку, которой теперь уже год исполнился, — заявил он.
— Она не моя внучка! — почти в ужасе воскликнула Микаэла.
Сэр Джеймс рассмеялся.
— Я бы не судил так строго, Мика. Разве в этом доме знают, кто тут чей.
— Я знаю! — сверкая глазами, заявила та, но в конце концов согласилась сопровождать его.
