— Мне действительно не стоит вести вас туда, — произнес Форстер.
— Стоит, — настаивала Фенелла. — Я не уйду, пока не буду знать наверняка.
Мастер Форстер вопросительно поглядел на Сильвестра. Тот кивнул, и маленькая процессия тронулась в путь. Каменные своды, под которыми приходилось пригибаться, стоны из камер и вонь, от которой перехватывало дыхание, пробуждали желание бежать. И тем не менее Фенелла ступенька за ступенькой спускалась вниз за Сильвестром и мастером. В самом низу в мокром полу была решетка. Грудь Фенеллы сдавило так, что она не могла ничего сказать.
— Здесь, — произнес Форстер, открыл засов и подозвал одного из смотрителей, потому что не смог поднять решетку один. Посветил свечой вниз.
Место забытых наполовину было заполнено вонючей водой. Там, прижавшись друг к другу, могли бы поместиться двое мужчин, больше места не было. Чуть выше поверхности воды в стене торчала кованая скоба. Фенелла указала на нее и вопросительно посмотрела на Сильвестра.
— За шею, — прошептал он. — Они приковывают их к ней за шею.
Внезапно она нашла в себе силы закричать. Схватила Сильвестра, встряхнула его, словно безжизненный предмет.
— И ты об этом знал? Ты знал, что они запирают здесь моего любимого, и слова мне не сказал?
— И что бы ты сделала? — закричал он в ответ. — Я сам ничего не мог с этим поделать! Я умолял чертова де Вера пощадить его, я обещал ему золотые горы, но все было тщетно.
— За что? — Фенелла отпустила Сильвестра и обернулась к Форстеру: — Что он сделал, что ваш начальник решил так его наказать?
— Ничего, — устало произнес молодой человек. — Он был самым тихим из заключенных. Кто-то заплатил за это, мисс. Никто из вас не виноват.
— Кто заплатил?
Молодой человек молча покачал головой.
— Говорите! — закричала Фенелла и ударила его по щеке. — Вы человек или мокрая тряпка?
— Они заперли с ним там человека, который умирал, — начал Форстер. — Не взрослого мужчину. Мальчика десяти лет, ублюдка одной из шлюх, которых мы постоянно ловим. Он почти умер от голода, не мог уже стоять на ногах. Вашего жениха они пристегнули цепью, а руки оставили свободными. «Сможешь держать его, когда пойдет вода, — сказали они ему. — Или столкнуть, чтобы он подох, как ты поступил со своим братом».
— И сколько времени он должен был там находиться? — глухим голосом спросила Фенелла.
— Всю ночь. Наверху сидели стражники и заключали пари, сколько он продержится. Вода поднялась ему до самого горла, он поднял мальчика вверх, а те кричали: «Может быть, столкнешь его наконец? Ну же, давай, как своего брата, Каин!» В какой-то момент силы оставили его и он вынужден был отпустить мальчика.
— Он утонул?
Рич Форстер кивнул.
— Труп оставили вместе с ним, когда спала вода. И только на следующий вечер мастер приказал отнести труп на кладбище Скрещенных костей. И вытащить Черного, пока не приехал Золотовласый из Портсмута. Он всегда был тихим, но с того дня он не произнес ни слова. Я думал, что уж лучше бы они оставили его умирать, как мальчика.
Некоторое время они стояли в темноте. Не проронив больше ни слова, погрузившись в размышления, Фенелла стала подниматься по лестнице, а двое мужчин шли за ней.
На другой день приехал Кранмер с известием, что король отклонил жалобу Роберта Маллаха и отпустил Энтони. Наутро Фенелла, Люк и Сильвестр уехали.
Прошли недели, они занимались работой в «Casa Francesca», собирались за едой, не произнося лишних слов. Фенелла боялась встретиться с Джеральдиной, но та уехала в ночь перед их возвращением. Один из ее знакомых поступил на службу к Джону Дадли, гросс-адмиралу, и нашел место и ей. Она написала, что на ребенка не претендует. Как будто от материнства можно было отказаться, как отказался уставший сэр Джеймс от должности мирового судьи.
От сэра Джеймса Фенелла узнала, что Энтони вернулся в Портсмут и купил дом за воротами, между руинами «Domus Dei» и новой крепостью Саутси.
— Я понимаю, что вы не потерпите его в своем доме и на своей верфи, — сказала она.
— Неужели ты считаешь меня настолько жестоким человеком? — удивился сэр Джеймс. — Человеком, который осуждает другого за то, что тот раз согрешил?
— Простите, пожалуйста! — воскликнула Фенелла. — Вас бы я посчитала жестоким в последнюю очередь, но последствия для вашей семьи будут такими тяжелыми… Кроме того…
— Кроме того, что?
— Кроме того, я считаю вас человеком, который ничего не знает о грехе.
Сэр Джеймс печально улыбнулся.
— И ты думаешь, Фенелла, что на свете есть такие люди? За минувший век мы научились держаться в рамках. Но если мы никогда не переступаем их, то как же мы узнаем, что они немного шире, чем мы считали поначалу? Как бы мы могли покорять вершины и совершать кругосветные путешествия? Как тот, кто не терялся, может найтись?
Их взгляды встретились. Сэр Джеймс коснулся ее щеки.
— Ты имеешь полное право злиться на него, — произнес он. — Он злоупотребил твоим доверием, и ты можешь сердиться на него, хоть сто раз сумеешь проникнуться пониманием того, что он сделал. Но ты имеешь право продолжать любить его. Последствия наших грехов редко зависят от тяжести совершенного, по большей части дело просто в невезении. Этот дом всегда будет открыт для вас обоих. Ты хочешь сказать мне, что покинешь его, не так ли?
— Да, — произнесла она и прижала к себе старика. — Я не могу остаться и боюсь, что должна поступить так же, как Энтони: не благодарить, потому что слишком много поводов для благодарности. И просить прощения у вас я тоже не могу.
— У тебя нет причин делать ни то, ни другое, — произнес он. — Я люблю тебя.
— Я тоже люблю вас, сэр Джеймс, — сказала Фенелла. — И Энтони тоже очень любит вас, хотя вы, наверное, в это и не поверите.
Сэр Джеймс снова улыбнулся ей своей печальной улыбкой.
— О, почему же. Охотно верю. И чтобы он однажды тоже поверил мне, я прошу тебя взять для него отсюда то, что принадлежит ему.
— Что?
— Его ребенка, Фенелла!
— Так не пойдет! — испугалась она. — Он никогда не хотел быть отцом, не хотел иметь ребенка своей крови, и постепенно я начинаю понимать почему.
— Значит, ему придется учиться, — мягко, но твердо произнес сэр Джеймс. — Возможно, это его единственный шанс, и другого не будет. Неужели мы лишим его этого?
— А если он не научится?
— Ты можешь довериться мне? — вопросом на вопрос ответил он. — Неужели ты думаешь, что я отдал бы на его попечение свою приемную дочь и внучку, если бы хоть каплю сомневался в том, что он будет добр по отношению к ним?
Так она ушла из Саттон-холла, который был ее домом на протяжении двадцати лет, с дочерью Джеральдины Саттон на руках и с Люком на прицепе, который настоял на том, чтобы пойти с ними. Фенелла попыталась уговорить его остаться. По закону он был сыном Сильвестра, и ей казалось ужасно жестоким отнимать его у Сильвестра. Но Люк был неумолим.
