— Кажется, ты потеряла сумочку. Там, в доме моды. А я ее нашел. Вот, держи.
Энрике! И в самом деле, он. А не его брат.
Не в силах произнести ни слова, Джемайма послушно взяла сумочку и все так же молча глядела, как он улаживает вопрос с Дженкинсом. Почему-то в общении с Энрике Валдесом старик мигом подрастерял весь свой боевой пыл. Заплатив штраф, Энрике взял Джемайму за локоть и вывел из сторожки. Очень скоро они оказались за массивными парадными воротами «Сосен».
— Спасибо большое, — пробормотала Джемайма, наконец обретя дар речи. — Ума не приложу, и как это я умудрилась ее обронить!
— Не за что. Дело житейское. Не хочешь немного пройтись? — Он жестом указал на рощицу чуть в стороне от дороги. Туда вела заманчивая узкая тропка.
— Не думаю, что это такая уж замечательная идея.
— Почему?
— Мы снова наедине на лоне природы. Тем более уже совсем темно.
Энрике одарил ее своей самой обаятельной улыбкой.
— Да. И что?
— Не означает ли это самим напрашиваться на неприятности?
— Просто пройтись, Джемайма. Поговорить. Я обещаю. Если бы я хотел чего иного, то скорее позвал бы тебя в какой-нибудь роскошный отель.
Джемайма фыркнула.
— А мне почему-то кажется, что роскошный отель Энрике-строителю спорткомплекса не по карману.
— Равно как и Джемайме-закройщице.
— Один — один. Ну ладно. Выходит, оба мы с тобой в Мун-Лейке были не на своем месте.
— Быть может, именно это и соединило нас? — понизив голос, осведомился Энрике, наклоняясь к своей спутнице. Его дыхание теплом обдавало ей ухо и щеку. — Но разве мы оба не позволили себя чуть-чуть расслабиться, забыть обычную сдержанность? И разве не были вознаграждены за это восхитительными и совершенно безумными часами страсти?..
На Джемайму вновь нахлынул рой ярких видений. Вот они с Энрике, совершенно нагие, как в час рождения, лежат в объятиях друг друга. Она чувствует жар его тела, его руки у себя на спине, на плечах, на груди, на… Нет-нет, надо остановиться! Где же ее сила воли? Увы, за эти несколько дней Джемайма поняла одно: во всем, что касается Энрике Валдеса, сила воли у нее напрочь отсутствует.
Все еще не оставляя попыток изобразить безразличие, она покачала головой.
— Эти часы прошли, Энрике. И лучше нам забыть о них раз и навсегда.
— Но мы с тобой все еще вместе.
Глаза его сияли ярче звезд, что уже начали появляться на темнеющем небе.
— По чистой случайности.
— Все лучшее в жизни происходит по чистой случайности. — Энрике положил ладонь на плечо Джемаймы, ласково провел большим пальцем по шее.
Она судорожно вздохнула и отшатнулась.
— Убери руки! — Вот вам и безразличие, вот вам и ледяное спокойствие! — Мы же собирались поговорить, а не…
А не заниматься любовью. Не предаваться безудержной бурной страсти.
Энрике демонстративно вскинул руки, растопырив пальцы.
— Хорошо. Я тебя не трогаю. Просто поговорим.
Несколько мгновений они глядели в глаза друг другу. Потом Джемайма отвела взгляд.
— Наверное, нам лучше все-таки ехать.
— Ну, хорошо. Тогда давай поговорим где-нибудь в другом месте. Ты хочешь есть?
Внезапно Джемайма поняла, что и впрямь проголодалась. Днем она лишь наскоро перекусила, а сейчас был уже вечер.
— Я отвезу тебя куда-нибудь поужинать.
— Лучше отвези меня к дому моды, там моя машина. А оттуда я уж сама как-нибудь доберусь до дому.
Энрике с покаянным видом развел руками.
— Это невозможно. От пирога не осталось ни крошки.
Джемайма так и взвилась:
— Что?! Ты обманом втерся в мой дом и съел мой пирог?!
Привстав на цыпочки, она повнимательнее присмотрелась к его губам, точно ожидая увидеть на них предательские улики — крошки пирога.
И Энрике, естественно, не выдержал. Не успела она опомниться, как он уже целовал ее. На миг Джемайма обмерла, вся отдаваясь сладости этого поцелуя. Кстати о сладости…
— Ах ты, воришка! — обвиняюще заявила она, найдя в себе силы отстраниться. — Так и есть, съел мой пирог. У тебя губы сладкие и корицей пахнут.
— Виновен по всем пунктам, — со смехом признался Энрике. — Но, учитывая, что это помогло мне сорвать поцелуй, ни в чем не раскаиваюсь и ни о чем не жалею.
Если говорить начистоту, Джемайма тоже ни о чем не жалела. Даже это мимолетное соприкосновение их губ подействовало на нее, точно глоток вина. Да, определенно Энрике и только Энрике умел затронуть те струны ее души, которые молчали, как бы Гарсия ни старался.
И все же отныне никаких поцелуев. Во всяком случае, пока. Сначала надо как следует узнать человека, с которым свела ее судьба столь неожиданным образом.
— Ну, так и быть, раз уж ты съел мой ужин, а идти в магазин у меня нет никаких сил, можешь свозить меня куда-нибудь, — милостиво разрешила она. — Но только поужинать. Никаких десертов.
Энрике рассмеялся.
— Слушаю и повинуюсь, моя госпожа.
Они вместе отправились к машине Энрике — видавшему виды пикапу, неотъемлемой принадлежности любого жителя графства Чокто, который в той или иной степени связан с работой на свежем воздухе.
Энрике помог спутнице забраться на высокую подножку. Однако, почувствовав, как он подталкивает ее ладонью снизу, Джемайма усомнилась в том, что этот жест объясняется одним только желанием помочь ей.
Сев в машину, она отодвинулась на краешек сиденья и чопорно сложила руки на коленях. В кабине было совсем темно, но Энрике, должно быть, заметил, что она пытается окружить себя броней неприступности, и хмыкнул. Первые несколько минут ехали молча. Джемайме столько надо было сказать своему спутнику, и в то же время она толком не знала, с чего начать. А ведь еще несколько дней назад рядом с ним она чувствовала себя очень легко и непринужденно.
Казалось бы, так ли уж многое переменилось? Энрике по-прежнему оставался тем самым восхитительным и страстным любовником, способным возносить ее на вершины экстаза. И он, безусловно, знает ее куда лучше, чем какой-либо другой мужчина… Правда, любовный опыт у нее невелик.
Нет, Энрике ничуть не изменился. Он остался тем же самым человеком. Тем же самым, совершенно незнакомым. Да вдобавок еще и из самой опасной разновидности людей. Из тех, кто любит риск, кто способен послать ко всем чертям размеренное, обеспеченное существование, надежность и обеспеченность ради погони за Синей птицей удачи. Из тех, кто никогда не будет счастлив в той спокойной, мирной и безмятежной жизни, о которой всегда мечтала Джемайма.
— Ты как?
