— Пришли? Проголодались?
Рыжебородый детина, похоже, не был рад нам. Кроме него, в келье находился Вовочка, а еще — многочисленные ящики, мешки, бочки.
— Проголодались, — жизнерадостно ответила Марина. — И нам положен доппаек.
— Доппаек? — Снегирь скорчил на лице болезненную мину. — Да, кажется, Христо говорил…
— Не кажется, а точно говорил, — вставил Вовочка безразличным тоном. — Дай им что положено, Снегирь, не жмись.
— Не жмись, не жмись. Запасы что — бесконечные?
Ворча, Снегирь извлек из ближайшего ящика два черных пакета. Один протянул мне, другой — Марине.
— Здесь по две банки, — сообщил он, сглатывая слюну.
— Эх, Снегирь. — вздохнул Вовочка. — Ты снова запамятовал, что Христо приказал выделить Андрею экипировку. Не дело ему расхаживать по резервации одетым по-дикарски.
— Ничего я не запамятовал, болтун, — обиделся Снегирь. — Вот, — небрежным жестом он протянул мне тяжелый холщовый мешок. — Полный комплект, включая оружие.
У Марины в распоряжении была собственная келья: кровать, печка-буржуйка, на стене — треснувшее зеркало. Мы примостились на кровати.
Нетерпеливым движением я распаковал пакет: две жестяные банки без этикеток, с десяток ржаных сухарей, а так же нечто сухое, красноватое, похожее на корешки дерева.
— Сушеный кальмар, — пояснила Марина.
Я взял в руки одну из банок.
— Ананасы?
Вспомнились Джунгли, наше, кажущееся бесконечным, путешествие.
— Лучше, — Марина протянула мне нож. — Открой и попробуй.
Я вскрыл крышку. Терпко и пряно пахнуло мясом. Подцепив из банки небольшой кусок, отправил в рот. Марине явно доставляло удовольствие созерцать мою физиономию.
— Что это?
— Это тушенка. Как говорит Снегирь, драгоценная тушенка. — Марина засмеялась. — Возможно, одна из последних банок в резервации, а остатки — сладки. Даже стрелки уже перешли на тварку и концентрат.
Марина открыла свою банку и, взяв сухарь, стала есть.
— Ешь с хлебом — так быстрее насыщаешься, — жуя, проговорила она. — Учти, паек — на целую неделю.
Свечка горела ровно, бросая на стены кельи световой круг. Как там сказала Марина? Старцы, ведущие летопись эпохи? Я представил, как сгорбившись, один из них сидит у свечи и кропотливо и бережно заносит в толстую, обшитую кожей книгу события и людей. Но вот дверь кельи отворяется и входит Царь (Кремль так близок к Храму!), он тоже старец, но борода у него не седая, а рыжеватая. Царь что-то тихо говорит летописцу, словно просит о чем-то. Летописец скорбно качает головой. Царь начинает кричать, распаляться и вдруг… обрушивает набалдашник своего посоха на голову старика! Страницы недописанной книги заливает кровь…
Марина доела тушенку и положила пустую банку в пакет.
— Андрей, давай посмотрим, что за экипировку тебе выделил Христо?
По голосу было ясно — ей интересно. Я пожал плечами: «Действуй».
За годы скитаний по Джунглям у меня выработалось убеждение: то, что надето на мне, — оптимально для выживания.
— Ух, ты!
Марина вытащила из мешка короткое кожаное пальто с высоким воротником.
— Наверное, Снегирь нарыл в развалинах музея, — сообщила Марина.
Кроме пальто в мешке оказались ботинки на высокой платформе с толстыми носами, усиленными металлической пластиной.
— Настоящие гриндера! — восхитилась Марина. — Христо явно благоволит к тебе.
Свитер, попорченный молью, промасленные джинсы с сохранившимся значком на поясе «D&G», противогаз, перчатки, и, самое главное, — пистолет, а к нему — патроны.
Скажу честно, содержимое мешка по-хорошему удивило меня. Да к тому же могу ли я, в самом деле, разгуливать по резервации в тряпье игрока?
Я стянул через голову старый свитер, изрезанный заточками и клыками, пропитанный моей кровью и слюной тварей. Увидел: Марина стоит рядом со мной, зеленые глаза слегка поголубели — колдунья!
— Я рада, что ты простил меня, Андрей, — прошептала она, касаясь пальцем застарелого шрама в виде буквы «С» у меня на груди.
Я обнял свою женщину, поцеловал — ее губы пахли тушенкой.
Марина вдруг заплакала.
— Я рада, что ты простил меня, Андрей.
5. Взрывчатка
Собаки повизгивали, приседая так, что шерсть на груди утопала в снегу. Шесть пар глаз сверкали в сумерках.
Сильные, лоснящиеся от сытости животные. Чем Снегирь их кормит?
— Берегите собак, — увещевал хозяин, застегивая ремень на шее последнего пса. Снегирь ловко орудовал левой рукой, помогая себе обрубком правой. — Других нам не найти.
— Не волнуйся, — беззаботно отозвалась Марина. — Чуть что, мы способны постоять и за себя, и за собак. Разве только шальная пуля…
— Чур тебя. Сплюнь!
Марина сплюнула на снег. Поверх комбинезона она надела пуховик с надписью на спине: «Полиция», на голову водрузила шапку-ушанку. В правой руке — длинная погонщицкая палка.
Я чувствовал себя неуютно в новой одежде: пальто жало под мышками, джинсы терли в области паха. Зато гриндера словно специально пошиты под мою ногу.
Собаки рвались, подергивая ремни. Трудно поверить, что они смогут сдвинуть сани, если мы с Мариной усядемся в них.
— Пшли! — крикнул Снегирь, ударив по загривку вожака упряжки, пегого пса с обвисшими, порванными ушами.
Ветер рванулся навстречу.
Красная площадь осталась позади, упряжка понеслась вдоль поросшего кустарником берега реки. Зеленая вода неподвижна, лишь кое-где плыли по течению снежные островки. Посреди широкой дороги замерли проржавелые машины. Казалось, что скрипение полозьев и ровное дыхание собак разносится на многие километры вокруг.
— Взгляни, Андрей, — окликнула Марина.
Справа от упряжки виднелись белые развалины.
— Храм Христа Спасителя. Здесь проходили церковные службы. В книге сказано: Храм был разрушен, затем всем миром восстановлен.
— Как это — всем миром?
— Значит, каждый дал, сколько смог.
Направляемые Мариной собаки свернули в переулок. От развалин домов рябило в глазах. Джунгли еще не пришли сюда — упрямо и бесповоротно — но кое-где их наступление уже заметно.
Луна скрылась за тучей, стало темно. Я думал, Марина остановит упряжку, но не тут-то было: собаки не сбавили скорости. Мы въехали на мост, полный мертвых автомобилей, — река внизу струилась черной лентой.
— Тпру!
Упряжка замедлила ход.
С моста виден густой лес, выросший вдоль речного берега.
