Немного погодя я уже не сомневалась, что Тоня если и не была преступницей, то что-то видела или слышала, потому переживает.
Теперь все расследование лично для меня сосредоточилось на Тоне Скамейкиной.
Мне повезло в тот же день застать Тоню одну. Скамейкина явно направлялась в свою каюту, я поспешила за ней. Коротко постучала и сразу вошла.
– А где Лиза? Ой, Тоня, простите, я совсем забыла, что она теперь Прима и живет в люксе.
Девушка немного растерялась из-за моего напора, а я успела окинуть беглым взглядом каюту, убедиться, что обстановка третьего класса разительно отличается от первого, и увидела, что нужно: из-под кровати выглядывал носок туфли. Одной туфли. Конечно, это вовсе не значило, что вторая не стоит чуть глубже и ее просто не видно, но попробовать стоило.
Усевшись без приглашения на стул (кресел или диванов в третьем классе не полагалось), я кивнула на туфлю:
– А где вторая?
Честно говоря, девушка смотрела волком. Стало не по себе. Рисковала ли я? Наверное. Но что она могла со мной сделать посреди бела дня? Убить и выбросить за борт? Это не темная ночь, а я не стройная Любовь Петровна – меня не только через перила не перекинешь, но и с места сдвинуть тяжело. Недавно Ангелина поинтересовалась, летаю ли я во сне. Ответ был простым:
– С моей-то жопой? Никаких крыльев не хватит!
В общем, укокошить меня у нее вряд ли получится, а давить морально следовало сейчас, пока она смущена и даже растеряна. Хотя Ряжская с бутылкой нарзана в руках мне сейчас не помешала бы.
За неимением столь серьезной подмоги, как Ангелина Осиповна в ночной рубашке на три размера больше ее собственного, я бросилась в атаку сама.
– А шарфик ваш у Проницалова?
– Да! – Тоня смотрела с вызовом. Но что-то в этом вызове было не так. Я вдруг каждой клеточкой своего воспаленного мозга поняла, что она не убивала. Даже если завидовала, даже если готова была задушить Павлинову или подставить ей подножку на верхней ступеньке крутой лестницы, все равно не убивала. Желать убить – одно, а сделать – другое.
– Тоня, что вы делали той ночью в месте для курения? Вы же не курите.
– Просто стояла и любовалась звездами. А что, нельзя?! Почему вам всем можно, а нам нельзя?
Теперь растерялась я (тоже мне невозмутимый следователь!):
– Кому вам и кому нам?
– Первому и второму классам на верхней палубе стоять можно, а третий класс что, не трудящиеся, что ли? В нашей стране все равны!
– Тихо! – остановила я ее. – При чем здесь первый или третий класс? Меня интересует, когда и как у вас слетел шарфик. С кем вы были на корме верхней палубы?
– Ни с кем, – мрачно бросила девушка. Я не поверила, она явно кого-то покрывала. Лизу?
– Тоня, если вы не скажете мне, придется рассказать Проницалову.
Она продолжила угрюмо молчать, глядя в сторону.
Я со вздохом поднялась.
– Ну что ж…
Шагнула к двери и все же услышала в спину:
– С Меняйловым.
– С кем?!
Я не знакома с женой Меняйлова Сонечкой, но всегда считала, что она такая на Земле одна: Меняйлова можно вытерпеть только с повязкой на глазах и берушами. Хотя нет, нужно еще прищепку на нос, поскольку от актера часто пахнет кислой капустой, как в плохой столовой. Наверное, сочетание ничтожества с манией величия всегда так пахнет.
Я ошибалась: Сонечка Меняйлова вовсе не была единственной заблудшей овцой в женском стаде нашей планеты, передо мной стоял ее двойник. Стоял и смотрел исподлобья.
– С актером Меняйловым. А что, нельзя? Всем можно, а мне нельзя?! – истерика с вопросительными выкриками начиналась снова.
Я подняла руку:
– Потише.
Тоня объяснила, по-прежнему глядя вниз и в сторону:
– Мы с Апполинарием Демьяновичем смотрели на звезды. У меня вылетел из рук шарфик, я потянулась ухватить, каблук и поломался.
Меняйлова от удушения спасло только отсутствие в каюте. Я была готова вцепиться в его горло собственными руками и давить, давить, пока не захрипит! Этот мерзавец обвинял в убийстве всю труппу, а сам был на месте преступления!
Я осадила сама себя: какого преступления? Если каблук поломала Тоня и шарфик ее, то Любовь Петровну с верхней палубы никто не сбрасывал? Тогда откуда?
– Вы долго там стояли?
Она покачала головой:
– Недолго. Как шарфик улетел, я вскрикнула. Меняйлов испугался и удрал. Я выбросила туфлю.
– Тоня, а вы ничего не слышали подозрительного?
– Вы про Павлинову? Нет, только этот Ва-ася топал, как слон.
Она произнесла имя насмешливо, врастяжку, но меня интересовал вовсе не Свистулькин.
– А почему вторую туфлю не выбросили?
– Из-за него и не выбросила. Жалко туфли: сшила у Гутмановича в позапрошлом году, носила мало и стоили дорого.
Да уж, у Гутмановича обувь недешева, зато качественная, зря я плохо подумала о стоптанном каблуке. И повод расстраиваться у Тони был – потерять обидно даже то, что завтра собиралась выбросить, а уж туфли от знаменитого в Москве обувщика тем более.
– Но Лиза сказала, что вы были в каюте и спали всю ночь.
– Откуда ей знать, где я была! – фыркнула Антонина, из чего я моментально заключила, что сама Лиза в каюте не ночевала.
Но на вопрос, где была Лиза, Тоня отвечать отказалась:
– Это ее дело. Захочет – скажет.
Я могла бы надавить, но понимала, что это бесполезно, к тому же вовсе не хотелось давить на и без того расстроенную девушку.
Уже у двери я снова задержалась:
– Тоня, на кой тебе этот Меняйлов? Ты молодая и красивая, а он…
Не стала говорить, что подержанный и трусливый. Глядя на него, я всегда думала о том, что в теории старика Дарвина что-то есть… Кроме того, его даже в бараний рог не скрутишь – утечет сквозь пальцы, как кисель.
Она усмехнулась:
– Вам не понять. Вы с верхней палубы, а мы внизу.
– Тебе так хочется на верхнюю палубу? Приходи ко мне в каюту или посидеть, покурить.
– Нет уж, я лучше тут – в третьем. Рядом со Свистулькиным.
– Он хороший парень, – я попробовала урезонить насмешливый тон Тони. Но она не сдавалась:
– Ага. Только тупой и медлительный. Не люблю туго соображающих.
Я тоже не люблю, но это не повод так третировать парня. А Тоня вдруг добавила:
