— Вы кого-нибудь подозреваете? Кого-нибудь из постоянно живущих или из гостей Гелины, кто кажется вам более способным убить Луция, чем оба раба?
Он лишь пожал плечами и нахмурился.
— Что меня удивляет, Муммий, так это то, почему вы тратите так много своего времени и энергии на то, чтобы помочь Гелине доказать невиновность рабов.
— У меня есть на это свои причины, — коротко бросил он и, выпятив челюсть, умчался галопом в направлении виллы.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Челюсти Гадеса
Глава седьмая
Трапеза началась сразу же после захода солнца, в скромной столовой в юго-восточном углу верхнего этажа. В окнах на востоке был виден Везувий. Несколько рабов, никому не мешая, быстро двигались по комнате и примыкавшим к ней коридорам, разжигая жаровни. Ветра за окнами не было, и тишину не нарушали ни пение птиц, ни крики живности на дворе. Единственным звуком, доносившимся из внешнего мира, был приглушенный шум прибоя. Глядя в северное окно, я увидел звезду, сверкавшую в холодном небе над Везувием. Вилла дышала спокойствием, вызывая то ощущение благополучия, которое обычно возникает в сумерки в богатых домах.
Полулежавшая на ложе Гелина встречала своих гостей. Все они были одеты в темно-синее или в черное. Здесь были предусмотрены места для одиннадцати человек — несколько неудобное число. Но Гелина уладила дело, рассадив всю компанию по периметру квадрата, по три пиршественных ложа на каждую из трех сторон, и два с четвертой — для себя и Красса. На столиках перед каждым уже стояли кубки вина с медом, белые и черные оливки, закуска.
Художница Иайа и ее воспитанница Олимпия, вместе с эрудитом Дионисием, сидели напротив Гелены, Марк Муммий, Фауст Фабий и Сергий Ората справа от нее, мы с Эконом слева, вместе с актером Метробием. Гелина представила нас просто как Гордиана с сыном из Рима, без дальнейших объяснений. По выражениям лиц я понял, что гости Гелины уже имели некоторое представление о цели моего появления. В их глазах я улавливал разную степень скептицизма, подозрительности, но главным образом равнодушие.
Иайа в своей черной как уголь столе, с искусно уложенными волосами, в свое время несомненно была красавицей, теперь же от нее исходил мягкий призыв уверенной в себе женщины, утратившей молодость, но сохранившей очарование. Ее высокие скулы были слегка нарумянены, а брови тонко подбриты.
Иайа обдала меня холодным взглядом, ее юная протеже, ослепительная блондинка, вызывающе смотрела на меня. Красавица Олимпия могла позволить себе быть легкомысленной. Ее распущенные волосы в ярком свете светильников были похожи на золотой водопад, а яркие голубые глаза и светлая кожа не нуждались в применении грима. На ней была темно-синяя стола без рукавов, совершенно прямая и выглядевшая даже проще наших с Эконом туник, лишенная каких-либо вышивок или каймы. Драгоценностей на ней не было.
Я заметил следы краски на ее пальцах и несколько пятен на подоле платья.
Сухопарый седобородый Дионисий с исключительным высокомерием посматривал на меня бегающими глазами, не отрывая пальцев левой руки от блюда с оливками. За первую половину вечера он не проронил почти ни одного слова. Из-за своей молчаливости и презрительной самоуверенности он казался посвященным в какую-то тайну.
Осторожная и недовольная мина Дионисия являла разительный контраст с выражением лица местного зодчего Ораты, сидевшего рядом с философом. Почти совсем лысый, если не считать бахромы оранжевых волос, похожей на венок победителя, Ората выделялся дородностью. Его мечтательное лицо казалось несовместимым с его тучностью. Когда Орате случалось взглянуть в мою сторону, я не мог понять, то ли понравился ему с первого взгляда, то ли он хитрил, улыбаясь, чтобы скрыть какую-то другую реакцию. Большую часть времени он деловито приказывал рабам, обслуживавшим его, то вырезать косточки из оливок, то принести еще тминного соуса.
Пожилой актер Метробий, развалившийся на тахте справа от меня, кивнул мне, когда я ему представился, и тут же немедленно переключил свое внимание на Гелину. Он наклонялся к ней вправо, она к нему влево, так что их головы почти соприкасались. Они говорили приглушенными голосами, и Метробий то и дело утешительно сжимал ее руку. Длинное ниспадавшее одеяние покрывало его с головы до ног, тонкое льняное белье казалось на первый взгляд траурно-черным, но при ближайшем рассмотрении можно было понять, что оно в действительности было темно-пурпурным. Шея и запястья актера украшали золотые обручи. На левой руке сверкало кольцо с крупным драгоценным камнем, игравшим в ярком свете, когда он поднимал кубок. Говорили, что Метробий был большим любимцем Суллы, компаньоном диктатора и другом на протяжении всей его жизни, пережившим все многочисленные браки и любовные связи Суллы. Хотя физические достоинства, которыми он обладал в молодости, давно остались в прошлом, громадная грива седых волос, а также сознание собственного достоинства и выразительные морщины хранили какую-то неистребимую красоту. Я вспомнил вечер десятилетней давности, когда видел его игру для Суллы, и разговоры, вызванные его присутствием. Даже в его внимании к Гелине чувствовалась исходившая от него энергия, ощутимая почти так же, как аромат мирра и роз, пропитавших его одеяние. Каждое движение Метробия дышало грацией, а тихий, спокойный рокот его голоса успокаивал, словно звук дождя летней ночью.
В общем это был типичный обед на одной из вилл Байи — военный и патриций, художница со своей ученицей, зодчий и философ, актер и их хозяйка… Хозяин отсутствовал — говоря точнее, недвижно лежал в гробу из слоновой кости внизу, в атриуме, — и мы ожидали, что его место за столом займет богатейший человек в Риме. Однако Марк Красс все не появлялся.
Несмотря на такую блестящую компанию, общий разговор, как ни удивительно, почему-то не клеился. Муммий с Фабием обсуждали вопросы снабжения лагеря Красса на Лукринском озере, Иайа с Олимпией неслышно перешептывались между собой, философ о чем-то размышлял над своей тарелкой, тогда как зодчий смаковал каждый кусок, а Гелина с Метробием, казалось, не замечали никого, кроме друг друга. Наконец в комнату вошел раб Метон и что-то прошептал на ухо Гелине. Она кивнула и отослала мальчика.
— Боюсь, что Марк Красс сегодня к нам не присоединится, — объявила она.
Я все время чувствовал, что мое присутствие вызывало в комнате смутную напряженность или же ее причиной был дух смерти в доме, но в тот момент мне показалось, что в комнате пронесся единодушный вздох облегчения.
— Вероятно, его задержали дела в Путеолах? — спросил Муммий, не переставая пережевывать морского ежа.
— Да. Он пишет, что взял с собой еду и вернется поздно. Стало быть, нам больше ждать нечего. — Она сделала знак рабам, те убрали закуску и подали основные блюда — свиное рагу со сладкой лимонной подливкой и яблоками, клецки из крабов с любистком и перцем и рыбное филе с луком-пореем и кориандром — все на серебряных тарелках, — а затем ячменный суп с капустой и чечевицей в глиняных горшочках.
