Раскрылись ворота под амфитеатром. Еле волоча ноги, арену заполнили рабы. В руках у них были какие-то деревянные предметы.
— Что это такое? — спросил я. — Что у них в руках?
— Это тренировочные Мечи, — прошептал в ответ Александрос. — Короткие деревянные мечи, вроде гладиаторских. Учебное оружие. Игрушки.
Толпа затихла. Не было больше ни шиканья, ни свиста. Люди смотрели во все глаза с настороженным любопытством, недоумевая, почему перед ними устроили парад такого жалкого сброда, и пытаясь понять, что еще за зрелище приготовил для них Красс. В укрытии за восточной частью сооружения, где их не могла видеть публика, был собран отряд солдат. Их доспехи сверкали в лучах солнца. Среди них я увидел и трубачей, и знаменосцев. Они начинали строиться в шеренги, готовясь к выходу на арену. Я понял, в чем было дело, и сердце у меня болезненно сжалось.
— Маленький Метон, — прошептал я. — Маленький Метон с игрушечным мечом для самозащиты…
Мои глаза встретились с глазами Александроса.
— Мы приехали слишком поздно, — проговорил я. — Пока мы выедем на дорогу, а по ней спустимся в долину… — безнадежно покачал я головой. — Это займет слишком много времени.
Он закусил губу.
— Тогда — прямо вниз, по склону?
— Склон слишком крутой, — запротестовала Олимпия. — Лошади сорвутся и сломают себе шею! — Но Александрос и я уже взяли барьер и мчались вниз по крутому склону, а следом за нами спускался охваченный волнением Экон.
Я изо всех сил старался удержаться в седле. Перелетая через какой-то выступ, моя лошадь споткнулась передними и заскользила по склону, молотя задними ногами пропаханную землю. Она мотала головой и жалобно ржала.
За нами оставались вырванные с корнем кусты, и обрушивались лавины щебня и песка. Внезапно на моем пути показался наполовину ушедший в землю валун. Мы неминуемо должны были разбиться на куски от столкновения с камнем, стремительно приближаясь к нему все ближе и ближе, и тогда моя лошадь сделала громадный прыжок и перелетела через него.
Лошадь больше не скользила, ей не оставалось другого выбора, как пуститься на полной скорости в галоп по крутому склону холма. Я прижался к ней, вцепившись в ее шею, и впился пятками в бока. Казалось, весь мир летел в преисподнюю. Хоть сколько-нибудь контролировать равновесие не было никакой возможности. Я зажмурился, как только мог крепко обхватив шею животного, и мчался, объятый слепым страхом.
Вдруг круча стала постепенно переходить в плавную кривую, и земля понемногу снова стала плоской. Мы по инерции мчались с прежней скоростью, но уже имея возможность управлять движением. Нормализовался и окружающий мир. Небо снова стало небом, а земля землей. Прищурив глаза от ветра и овладевая поводом, я начал сдерживать лошадь, втайне опасаясь, что она может сбросить меня от возбуждения после такого головокружительного спуска. Лошадь снова замотала головой и тихонько заржала, этот звук показался мне похожим на смех. Она подчинилась моей руке и перешла на шаг, потряхивая гривой, чтобы сбросить с нее клочья превратившегося в пену пота.
Александрос был далеко впереди. Я обернулся, перехватил взгляд следовавшего за мной Экона и погнал лошадь быстрее в сторону арены.
Мы скакали между солдатскими палатками. При нашем появлении они повскакивали с мест, угрожающе сжав кулаки. Проехали мимо их костров, над которыми виднелись котлы их походной кухни. В огонь костров летела пыль из-под копыт наших лошадей, и повара кричали нам вдогонку ругательства.
Александрос ждал меня снаружи арены со смущенным и неуверенным видом. Я махнул рукой в северном направлении, где увидел красный балдахин и флаги, украшавшие личную ложу Красса. Мы галопом понеслись туда. Взмахом руки я дал понять отставшему Экону, чтобы он следовал за нами.
Снаружи вокруг арены почти никого не было, если не считать нескольких завсегдатаев подобных зрелищ, вышедших на вольный воздух. Несколько входов открывали ступени, которые вели наверх, к рядам амфитеатра, но я махнул Александросу, давая понять, что нужно было ехать до того входа, откуда ступени вели прямо к ложе Красса. В самой северной части круглой стены мы увидели вход размерами меньше других, обставленный флагами с золотой эмблемой Красса. Александрос придержал свою лошадь, и вопросительно посмотрел на меня. Я кивнул. Он спрыгнул с лошади, а я проехал еще несколько шагов и как мог внимательно оглядел все еще строившихся за восточной частью стены солдат.
Я вернулся к Александросу. Над нами, у верхней кромки арены, я заметил какое-то движение. Взглянув наверх, мельком увидел чье-то тут же исчезнувшее лицо.
Я спешился и едва не упал на колени. Во время нашего сумасшедшего спуска и скачки через лагерь я не чувствовал ни боли, ни головокружения, но едва мои ноги коснулись земли, колени подломились, и в висках застучала кровь. Пошатываясь, я прислонился к лошади. Александрос, уже поднимавшийся по ступеням, обернулся и подбежал ко мне. Я дотронулся до лба, потрогал повязку и ощутил теплую влагу. Рана снова стала кровоточить.
Откуда-то сзади, между глухими ударами барабана, у меня в голове, как мне показалось, я услышал детский голос: «Папа! Папа!»
— Вы в порядке?
— Немного кружится голова. И подташнивает…
И снова я услышал какой-то незнакомый голос: «Папа! Папа!» — громче и ближе, чем в первый раз. Я обернулся, думая, что это мне снится, но увидел торопившегося к нам Экона, указывавшего в небо.
— Там! — кричал он, перекрывая стук подков своей лошади. — Там какой-то человек! И копье! Берегись!
Я снова посмотрел через плечо наверх. То же самое сделал и Александрос. Мгновением позже он навалился на меня, увлекая на землю. Я подивился его силе, поморщившись при ударе от боли, прошедшей словно молния через мою голову, и смутно увидел над нами человека с копьем, перегнувшегося через стену арены. В следующий момент копье стремительно полетело вниз, со свистом разрезая воздух, и впилось в землю на расстоянии ширины ладони от моей лошади. Не повали Александрос меня вовремя на землю, копье вонзилось бы мне в затылок и вышло где-нибудь ниже пупка.
Меня вырвало. Желчь оставила горький вкус во рту и пятно на тунике. После этого я почувствовал себя несколько лучше. Александрос ловко подхватил меня под мышку с одной стороны, Экон с другой, и они вместе поставили меня на ноги.
— Экон! — прошептал я. — Но как это случилось?
Он смотрел на меня, не отвечая на вопрос. Его показавшиеся мне стеклянными глаза горели лихорадочным блеском. Или все это было плодом моего воображения?
Они потащили меня вверх по ступеням. Мы добрались до первой площадки, повернули, поднялись на вторую, повернули еще раз и оказались на третьей, покрытой толстой ковровой дорожкой, приведшей нас под красный балдахин, пронизанный лучами солнечного света. Я увидел сидевших рядом Красса и Гелину, с Сергием Оратой и Метробием по сторонам. Послышался свист стали клинка, выхваченного из ножен, и между нами и Крассом возник Муммий.
