Сколько же изобретательности, ухищрений и просто нелегкой работы потребовалось ему, чтобы завоевать доверие Потициев и уберечься от каких-либо подозрений. От Аппия Клавдия он научился искусству очаровывать, от своего родича Квинта получил сведения об изготовлении и воздействии ядов. Стоило ему заняться искоренением Потициев, и эта задача захватила его полностью – каждый новый успех воодушевлял больше, чем предыдущий. Кезону чуть ли не жаль было убивать последнего Потиция, но, когда это было сделано, он испытал невыразимое чувство облегчения. Теперь некому было угрожать раскрытием его тайны. Никто никогда не раскроет сыну Кезона постыдную правду о происхождении их ветви рода.
Стоны речных нимф стали громче. Шум был настолько жутким, что толпа подалась назад и ахнула. И тут изо всех трех ртов одновременно хлынула вода. Зрелище было впечатляющим. Пенясь и бурля, три потока начали заполнять бассейн фонтана.
Клавдий, перекрывая восторженный рев толпы, возвысил голос:
– Граждане, я дал вам воду! Свежую, чистую воду, доставленную сюда от источников Габии!
Толпа разразилась неистовыми аплодисментами.
– Да здравствует Аппий Клавдий! – восклицали люди. – Да здравствует творец акведука!
279 год до Р. Х
Престарелый Аппий Клавдий, которого теперь называли Аппий Клавдий Слепец, произносил величайшую в своей жизни речь. По прошествии более двухсот лет оратор Цицерон объявит его речь одним из самых возвышенных и утонченных образцов латинского ораторского искусства и Аппия Клавдия Слепца станут почитать еще и как Отца латинской прозы.
Причиной его выступления стали дебаты о мерах противодействия Рима греческому авантюристу, эпирскому царю Пирру – величайшей угрозе, с которой римляне столкнулись со времен нашествия галлов. Подобно своему соплеменнику Александру Великому, пятьдесят лет назад завоевавшему Восток, Пирр решил вторгнуться в Италию и молниеносно покорить обитавших там «варваров» – так эллины именовали всех, не говоривших на их языке, включая римлян.
Правда, римляне с самого начала спутали планы Пирра. Несмотря на то что в прямых столкновениях завоеватель одерживал победу за победой, они обходились ему очень дорого. Он нес огромные потери, его коммуникации растягивались, делаясь уязвимыми, боевой дух командиров падал.
– Если таких «пирровых побед» будет еще больше, – заявил Аппий Клавдий Слепец, – то царь Пирр, к своему огорчению, может скоро обнаружить, что он одержал лишнюю победу и остался вовсе без войска.
Палата содрогнулась от смеха.
В последнее время дебаты в сенате проходили уныло, поэтому неистощимое остроумие и неиссякаемый оптимизм слепого сенатора имели особую ценность.
– Некоторые из вас призывают к миру с Пирром, – сказал Клавдий. – Вы хотите, чтобы перестала литься кровь римлян, кровь наших союзников и подданных. Вы готовы предложить уступки. Вы готовы позволить Пирру обрести то, к чему он стремится: владения в Италии, которые он превратит в свой оплот. Вы надеетесь, что он удовлетворится малым и оставит мечты о великом Западном царстве, которое могло бы соперничать с Восточной державой Александра. Я же говорю вам – нет! Пирр не тот человек, который удовольствуется частью, когда есть надежда получить все! Пока он хотя бы одной ногой стоит на земле Италии, этот человек не прекратит строить завоевательные планы. Он не удовлетворится, пока не сделает нас своими рабами. Вы все знаете, что я высоко ценю греческую ученость, наслаждаюсь шедеврами греческой литературы и искусства. Но я никогда не допущу, чтобы греки правили мною, и никогда не подчинюсь никакому закону, который не отчеканен на латыни! Будущее Италии принадлежат нам – народу и сенату Рима. Оно не принадлежит никакому греку и никакому царю. Мы должны продолжать борьбу против Пирра во что бы то ни стало, пока полностью не изгоним его из Италии. Когда последний греческий корабль увезет последние остатки его истощенной армии, Италия будет нашей, и Рим будет волен исполнить судьбу, предначертанную богами!
Большинство сенаторов вскочили на ноги, поддерживая его рукоплесканиями и одобрительными возгласами. Увидев, что на стороне Клавдия решительное преимущество, к овации неохотно присоединились даже недавние сторонники умиротворения Пирра. Стало очевидно, что война с Пирром продолжится до победного конца.
Выходя из здания сената с помощью поддерживавшего его на ступеньках раба, Клавдий уже обдумывал свою следующую речь. Поскольку записывать и читать речи ему не позволяла слепота, он научился держать даже очень длинные фрагменты в памяти. Темой следующего выступления будут отношения Рима с Карфагеном – великим морским портом на побережье Африки, основанным финикийцами примерно в то же время, когда Ромул основал свой город. В росте и развитии Карфагена во многих отношениях зеркально отражались рост и развитие Рима. Сенат только что подписал договор о дружбе с Карфагеном, ибо вторжение Пирра в сферу взаимных интересов сделало Рим и Карфаген союзниками, – но надолго ли? Клавдий полагал, что, как только Пирр будет изгнан, естественное соперничество между Римом и Карфагеном за господство над Сицилией, Южной Италией и морскими путями западного Средиземноморья обязательно выйдет на первый план.
– Но, как всегда, эти глупцы Фабии продемонстрируют неспособность увидеть очевидное, – пробормотал он себе под нос. – Они продолжают думать, что Рим должен расширять свои пределы на север, к Альпам и дальше, и вести политику мирного сдерживания Карфагена. Но наша судьба лежит на запад и обязательно в сторону моря. Столкновение с Карфагеном неизбежно!
Раб молчал. Он привык слышать, как его господин думает вслух. Порой Клавдий вел сам с собой долгие тренировочные споры, которые продолжались часами. Он вел их на разные голоса, когда приводил доводы в пользу разных точек зрения.
Сейчас, на склоне лет, больной и почти полностью ослепший Клавдий мог бы поддаться горечи и ожесточиться. Попытка провести радикальную реформу избирательной системы провалилась. Через несколько лет после его цензорства Квинт Фабий захватил контроль над этой должностью и безжалостно свел на нет почти все популистские законодательные акты Клавдия. Квинта Фабия неоднократно избирали консулом, сторонники прозвали его Максим. Аппий Клавдий стал Слепцом, тогда как Квинт Фабий – Великим! Клавдия вынудили понять, что истинно народное правление в Риме не укоренится никогда, но зато сотворенные им вещественные памятники пережили века. Аппиев акведук остался чудом инженерной мысли своего времени, Аппиева дорога, очередной участок которой каждый год мостили камнем, тоже была рассчитана на столетия. И главное, прожив долгую, полную побед и поражений жизнь, Аппий Клавдий Слепец и на закате дней со всем пылом души заботился о судьбе Рима.
Переходя Форум, опираясь на руку поводыря, Клавдий услышал голос:
– Сенатор! Можно мне поговорить с тобой?
Клавдий резко остановился, почти уверенный, что узнал этот голос, и все же это было невозможно! Тот голос в его памяти принадлежал человеку, которому он когда-то покровительствовал, – Кезону Фабию Дорсону. Но Кезона уже не было среди живых. Он пал несколько месяцев тому назад в сражении против Пирра. Хотя с годами они отдалились друг от друга, Клавдий следил за карьерой Кезона. Его юношеский интерес к строительству в конце концов сменился типичным для Фабиев желанием стяжать славу на воинском поприще. Как истинный Фабий, Кезон родился воином и погиб воином. Клавдий горевал, услышав о его смерти, и такой похожий голос всколыхнул в нем воспоминания.