Книга Рим. Роман о древнем городе, страница 126. Автор книги Стивен Сейлор

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Рим. Роман о древнем городе»

Cтраница 126

Тиберий чуть улыбнулся:

– Блоссий, боюсь, ты слегка упустил суть. Когда я сказал, что политики приходят и уходят, а судьба народа – ценность непреходящая, то именно это и имел в виду. У меня нет иллюзий относительно собственной значимости и долговечности моего положения. Это полностью зависит лишь от того, сумею ли я направить энергию народа на благо самого народа и к славе Рима!

– Разумеется! Прекрасно сказано!

Блоссий промокнул рукавом туники увлажнившиеся глаза.

– Но ты сказал, что пришел, потому что искал меня?

– Да. Есть несколько практических вопросов, которые хотелось бы обсудить. Аппий Клавдий полагает, что мне накануне выборов следовало бы предложить сокращение срока воинской службы. Кроме того, он думает, что нам следовало бы поднять вопрос о допущении к судейским должностям не только сенаторов…

– Это требует основательного обсуждения. Может быть, сделать это в доме твоей матери?

– Да, конечно. Думаю, я и так уже утомил Менению и Луция своей болтовней.

– Чепуха! – возразила Менения. – Ты прекрасно знаешь, Тиберий, что тебе здесь всегда рады. Знаешь и то, насколько я люблю слушать твои речи. Но тебе нужно что-то делать с этой охриплостью. Горячая вода с медом и мятой творит чудеса.

– Я обязательно попробую это средство, – пообещал Тиберий. – Всего доброго, Менения. И тебе всего доброго, Луций.

Он улыбнулся, но Луций в ответ только кивнул. Тиберий и Блоссий удалились.

Неожиданно сад сделался очень тихим, неподвижным и каким-то пустым. Мать и сын уселись по отдельности, думая каждый о своем.

Прочувствованный рассказ Тиберия о плакатах в сельской местности явно Луция не растрогал. На его взгляд, Тиберий проявил себя то ли завзятым политиканом, неспособным отказаться от показухи и разглагольствования даже в саду лучшего друга, то ли прекраснодушным идеалистом, ослепленным миражами величия и оттого неспособным увидеть перед собой реальную опасность. Так или иначе, страстные слова Тиберия заставили Луция почувствовать еще большее беспокойство, чем обычно.

Менения думала о своей подруге Корнелии и о том, насколько разными выросли их сыновья. И что лучше: иметь сына, который пылает, оставляя за собой, словно комета, ослепительный огненный след, но грозит сверкнуть и погаснуть, подобно падающей звезде, или сына основательного, надежного и предсказуемого, как время суток? Менения не могла не признать, что завидует Корнелии, во всяком случае сейчас. Но не появятся ли у нее в будущем основания сочувствовать подруге?

* * *

– Если бы только эти трибунские выборы проводились не в середине лета! – сетовал Тиберий. – Как раз в это время наиболее преданные мои сторонники отсутствуют в Риме, ибо нанимаются на сезонную работу по уборке урожая. Блоссий, не мог бы ты…

Складка тоги Тиберия никак не укладывалась на плече, и Блоссий помог ее расправить.

– Выборы вовсе не случайно назначены именно на это время, – сказал философ. – Правящие фамилии Рима всегда учитывали все обстоятельства и использовали все возможности, чтобы получить преимущества для себя в ущерб простому народу. Но если дело правое и кандидат тверд, воля народа неодолима.

В комнату вошла Корнелия.

– Дай взглянуть на тебя, Тиберий.

Сын покорно отступил на шаг и встал в картинную позу, взявшись одной рукой за складку тоги.

– Как великолепно ты выглядишь! Твои дед и отец были бы горды, увидев тебя. Жаль только, что здесь нет твоего младшего брата, чтобы он тоже мог тобой полюбоваться.

Гай был отправлен в сельскую местность, где встречался со сторонниками Тиберия и убеждал их вернуться в Рим, чтобы принять участие в выборах.

Корнелия поцеловала сына в щеку.

– Теперь идем. Авгур уже прибыл и ждет в саду. Нечего закатывать глаза, Блоссий. Я прекрасно знаю, какого ты мнения о религиозных церемониях, но этот ритуал необходимо исполнить из уважения к традиции. Ни дед, ни отец Тиберия никогда не появлялись перед избирателями в день голосования, не обратившись сначала к авгуру.

В саду авгур поставил на землю клетку с тремя цыплятами, трижды обошел вокруг нее, призывая богов и предков Тиберия Гракха, разбросал по земле, налево и направо от клетки, зерно и открыл дверцу. Гадание производилось по тому, как поведут себя птицы: двинутся вместе или по одной и в каком направлении. Движение направо считалось благоприятным знаком благоволения богов, движение налево – дурным предзнаменованием.

Но цыплята вообще не пожелали покидать клетку: толкались в ней, кудахтали и словно не замечали открытой дверцы. Авгур топнул ногой, замахал руками, крикнул «кыш» и, наконец, хорошенько встряхнул клетку. Один цыпленок выбрался наружу, но, не обратив на рассыпанное зерно ни малейшего внимания, взмахнул левым крылом и убрался назад, в клетку.

Авгур явно пребывал в замешательстве.

– Гадание… не дало определенных результатов, – пробормотал он.

Корнелия нахмурилась.

– Левое крыло, – прошептала она, вдруг ощутив укол пугающего предчувствия.

– К сожалению, – промолвил Тиберий, – наука гадания не слишком точна. Порой будущее скрыто от нас непроницаемой завесой. Но оно все равно наступит.

Мать и сын переглянулись. От Корнелии не укрылось, что Тиберию так же не по себе, как и ей самой, но она ничего не сказала.

Тиберий проследовал в прихожую, помедлил там перед бюстами предков, прикоснулся к челу великого Сципиона Африканского и кивнул рабу, чтобы тот открыл дверь.

На улице его поджидала толпа сторонников. Многие провели ночь перед его домом, спали и караулили у дверей по очереди.

На завершающем этапе избирательной кампании риторика обеих сторон пробрела такую остроту, а уличные стычки их сторонников сделались столь ожесточенными, что многие опасались за безопасность Тиберия. Ходили слухи, что враги задумали убить его, чтобы не допустить до выборов. Правда, противники уверяли, что Гракх сам распускает подобные слухи, дабы сплотить своих сторонников.

Как бы то ни было, на улице его поджидала немалая толпа, разразившаяся с его появлением аплодисментами и приветственными возгласами.

Широко улыбаясь, Тиберий шагнул, но споткнулся о порог и потерял равновесие. Падая вперед, он угодил большим пальцем левой ноги между плитами мостовой и почувствовал, так ему показалось, треск ломающейся кости. Кость не кость, но ноготь на большом пальце действительно сломался. Из поврежденного пальца потекла кровь, Тиберий побледнел и ощутил подступающую тошноту. Потянувшись вслепую за поддержкой, он схватил Блоссия за руку и крепко в нее вцепился.

– Ты поранился? – прошептал Блоссий.

– Они заметили?

Тиберий опустил глаза, глядя на прищемленный палец. Блоссий оглядел приветствующую вождя толпу.

– Нет. Похоже, никто ничего не заметил.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация